Епископ, что называется, шел по следу. Приставил к ней и парням соглядатаев. Постоянно донимал проверками, обысками и прочими гнусностями.
Ну-ка, что там волшебное зеркало кажет?..
— …Да!! Не соврали! — только и смог выдавить из себя сотник епископской дружины Лют, глядя на открывающуюся картину, потому что других слов у него не было.
Его бойцы, побрякивая железом, молчали, лишь кони тревожно всхрапывали.
И было отчего удивиться.
Внизу, на лужке у речушки бродили животные. Да, именно животные, потому что точнее назвать их было бы затруднительно. Ибо существа выглядели как огромные крысы размером с кобылу, украшенные длинными тонкими рогами да еще покрытые какой-то рыжей длинной шерстью.
Твари мирно щипали травку, как какие-то кошмарные адские коровы, не обращая внимания на явившихся по их душу вооруженных людей и даже целого епископа.
— Что называется, сон в руку! — пропищал, выглядывая из-за спин вояк, пожилой писарь. — Как раз позавчера снились мне две крысы. Точно такие вот здоровые. Пришли, понюхали да убрались!
Лют пожал плечами.
Сегодня, когда на епископское подворье в Киеве с хутора Старый Гай, подаренного князем владыке, прибежал трясущийся от страха староста и сообщил о том, что вокруг их сельца бродят огромные крысы, воин поначалу хотел послать подальше старика, не иначе перебравшего медовухи.
Но Ифигениус неожиданно решил поглядеть, что за живность завелась возле его личных владений и не может ли она нанести какого урона «церковной собственности».
И вот — поглядели…
Перун Вседержитель и Иисус Распятый! Что ж это в свете белом творится?!
— Может, того? — бросил он вполголоса. — Отойдем пока, ваше преосвященство? Черт его знает, что можно ждать от этих уродов? А там подтянем обоз, соберем баллисты да уделаем крысок-то, а? Пусть себе попасутся. От урожая не убудет…
Лучше бы он этого не говорил!
Кукиш, последние два дня пребывавший в каком-то нервном возбуждении, мало-помалу переходящем в бешенство, смешанное со страхом, и сам подумывал об отступлении. Конечно же временном! Но теперь выказать свою неуверенность или робость показалось ему недопустимым перед лицом подчиненных. И без того авторитет его, как он знал, начал колебаться.
И еще урожай.
Владыка, седмицу назад побывавший тут, уже прикинул, куда пойдут деньги, вырученные им от продажи даров земли. Собирался потратить их на внедрение в умы куявцев своего любимого детища — ифигеницы. Что ж теперь из-за каких-то гадин должно сорваться великое дело просвещения этого варварского народа? За которое его, Ифигениуса, уж точно причислят к лику святых (если не равноапостольных). Ну, это уж дудки!
— Отставить разговорчики в строю!! — рявкнул он, набрав полную грудь воздуха, так что шарахнулись и сотник, и его конь, нервно запрядавший ушами.
Ну, это уж дудки!
— Отставить разговорчики в строю!! — рявкнул он, набрав полную грудь воздуха, так что шарахнулись и сотник, и его конь, нервно запрядавший ушами. — Кого испугались, воины!! Это же крысы! Пасюки амбарные, пусть и здоровенные!
— Ну-у, ежели так, то да… — промямлил растерявшийся сотник. — Оно, наверное, конечно, так… Крысы есть крысы…
— Истину вам реку, — надрывался епископ. — Защищает нас Бог наш! Бог истинный, живой, иже ему поклоняемся и славим! А это лишь демоны жалкие, твари неразумные, животные, кои плоть свою суть раскормили вельми…
Фига вдохновенно вещал, начиная забывать, о чем, собственно, речь.
Подчиненные угрюмо внимали, хотя давно потеряли нить повествования.
Странное это было зрелище — тощий проповедник в рясе перед пятью десятками воинов, увешанных железом. Ратникам пока не было страшно, но их состояние духа было самым отвратительным. Мысль атаковать здоровенных крыс в конном строю никого не вдохновляла. Даже обычный амбарный пасюк, загнанный в угол, и тот запросто прокусывает сапог из воловьей кожи. А у этих зубищи длиной самое малое в локоть.
— Я вам докажу! — преосвященный захлебывался слюной. — Воины! — Указующий перст прицелился в стадо крыс… — Поразите же тварей нечистых сталью крепкой! Вперед!
Псы Господни однако не торопились.
— Что, струсили? — с непонятным азартом осведомился епископ.
— Никак нет, святый отче, — бросил сотник и, вспомнив стажировку в имперских легионах, добавил: — Рассматриваем поставленную перед нами тактическую задачу с точки зрения наилучшего способа ее успешного решения!
— Довольно! — взвился орлом Ифигениус. — Довольно! Жалкие трусы! Я сам! Сам вам покажу!
Короткая команда — и оруженосец подал ему копье на толстом ясеневом древке, с заметно сточенным острием.
Одно из тех, какими были вооружены прибывшие с Древней Земли крестоносцы. Подарок понтифика Святого острова. Великая и священная реликвия. (Правда, злые языки утверждали, что если собрать по Гебу все подобные копья да мечи, то хватит на то, чтоб вооружить все имперские легионы, включая обозников.)
И наставляя копье, епископ помчался в атаку на крыс, при этом демонстрируя ловкую посадку в седле.
Воины напряженно следили за шефом с невольным уважением. Как бы там ни было, трусом он не был.
На ходу владыка выкрикивал имена святых, встряхивая пикой. Особливо ж взывал к Георгию Драконоборцу — святому, изображение которого красовалось на штандарте его гвардейцев. (Легенду об этом благочестивом и удачливом воине завезли на Геб все те же миссионеры-крестоносцы, основавшие на Святом острове Новый Иерусалим.)