Двинулись к границе пешком.
Из-за очередной мелкой смуты в лехских землях прямой путь к куявской границе оказался перекрыт, и им пришлось двинуться кружным путем. Нет бы тихо пересидеть неприятности в этом самом Большом Дупле!
Вспомнить только, как их чуть не забили дубинами дикие литовцы — уж чем им не приглянулись два безвредных путешественника, Марс ведает. (Ну, потискал Гавейн торговку на базарной площади — так ведь не убыло от нее!!)
В конце концов путники сели на струг спускавшихся по Березине в Данапр-Борисфен купцов, заплатив последние деньги, и уже решили, что их злоключения кончились.
Не тут-то было!
На рубеже Артании и Куявии тамошний сборщик пошлин, безошибочным чутьем опознав в них подозрительных бродяг, взял с обоих рыцарей мзду за въезд в страну — по пять денариев с головы: ровно столько, сколько у них было.
После этого купцы высадили их прямо на берег, заявив, что с сомнительными типами им не по пути.
И вот теперь они здесь, почти у стен столицы Куявии — самой сильной и богатой страны Троецарствия.
Без денег, без друзей, без знакомых.
Ладно. Как-нибудь доберутся до Киева, явятся в дружину Велимира, но что там скажут, увидев парочку оборванцев? Борцы с нечистью, ха!
Именно эту тему они обсуждали вчера и единогласно решили, что деньги добудут, ограбив кого-нибудь. И сделать им это придется завтра, самое большее — послезавтра, иначе их просто выкинут вон и придется ночевать под открытым небом, питаясь подаянием.
Уже вчерашней ночью заготовили подходящую амуницию — из лишней одежды, длинной ветхой рубахи, украдкой снятой с огородного пугала, и позаимствованной без спросу на кухне рогожи, они соорудили два устрашающих балахона и закрывающие лица маски, в которых должны были слегка напоминать приснопамятных лехских «демонов».
Не дело, конечно, рыцарям, пусть и бывшим, становиться разбойниками, но жить-то надо!
И вот теперь они сидели, пили пиво и ждали жертву.
Перси нервничал.
Поневоле на ум приходили воспоминания о виденной на первой заставе большой доске с вырезанными письменами — свод местных законов.
Гавейн написанного не разобрал — он и по-латыни читал не без труда, а вот более образованный тевтон сумел понять кое-что из украшавших доску надписей.
Повествовали они о карах за разные неблаговидные деяния, принятых в Куявии.
Хотя и давненько уже учился в школе незадачливый потомок римских патрициев и германских вождей и достаточно плохо усвоил здешнее письмо с его «чертами» и «резами», но вбитая указкой педагога наука полностью не забылась.
И теперь Парсифаль невольно повторял про себя: «сто ударов плетью», «колесование», «четвертование», «отсечение головы мечом», «поджаривание на медленном огне», «разрывание лошадьми с конфискацией имущества»…
Суровость законов Троецарствия была хорошо известна, а лихих людей преследовали неустанно.
Вот и сейчас на дверях корчмы висел истрепанный лист бересты с описанием какого-то злодея, совершившего уже непонятно что.
Вот и сейчас на дверях корчмы висел истрепанный лист бересты с описанием какого-то злодея, совершившего уже непонятно что. Ясно можно было прочесть лишь самую нижнюю строку: «Изловить и повесить».
Гавейна занимали мысли более практичные.
Дело в том, что в корчме не наблюдалось подходящего для ограбления объекта.
У очага пристроились молчаливые возчики в надвинутых на глаза широкополых шляпах. Рядом с ними к столам были прислонены бердыши и шестоперы. Чуть правее, за угловым столиком деловито доедал свой припозднившийся обед тучный купец в компании трех угрюмого вида телохранителей.
Тихо бренчал на гуслях бродячий певец — при нем из оружия имелся лишь нож за голенищем сапога. Но что возьмешь с калики перехожего?
Остальная публика тоже не производила впечатление легкой добычи.
Рослые норманны в грубой одежде из меха и дубленой кожи. И у каждого на поясе в петле болтается острый топор с двойным лезвием. Смуглые кочевники в малахаях и просторных пестрых халатах — все при саблях и луках.
Крупный мужчина с ярко-рыжей бородой в потрепанном пластинчатом доспехе искусной работы. На стойке, рядом с ним, лежал длинный двуручный меч.
Да, не забалуешься…
Правда, время еще есть. Но что, если тут за эти два дня не появится никто подходящий?
Гавейн задремал.
Снились ему ароматные бифштексы, соленая черноморская кефаль и нежный тунец, копченые осьминоги, заячье рагу, жареные и заливные молочные поросята, фаршированные куропатки, устрицы под соусом из сицилийских лимонов, соленые опята и супы из отборных раков…
Все то, чем их кормили в трапезных ордена Стоячих Камней.
И где теперь все это?
— Эй, Гавейн, проснись: кажется, это то, что надо! — разбудил его шепот приятеля.
Открыв глаза, британец увидел, что в таверну вошла женщина…
Черный войлочный плащ скрывал фигуру и лицо гостьи, но как только она сбросила капюшон, стало видно, что ока молода — ей лет двадцать пять от силы. Опиралась на резной посох, но нужен он ей был скорее для украшения.
Незнакомка скромно уселась в углу и попросила горячего сбитня и жареную курочку, расплатившись вперед — причем серебряной монетой, не пересчитав сдачи.
У Перси с Гавейном синхронно потекли слюнки. Монета была большой, солидной. Не какой-то паршивый сестерций и не местные мелкие как чешуя грошики…