Перси не стал дожидаться, пока острый лом пробьет его грудь. Хотелось еще пожить, ведь столько еще не сделано. Поэтому он внезапно метнулся прямо под ноги страшилища, одновременно толкая его в тяжело дышащее пузо. Крокодила не удержалась на ногах и грохнулась навзничь. Блондин еле успел отскочить — гигантские когти правой нижней лапы прошли в нескольких дюймах от его лица, которым юноша по праву гордился.
— Давай, брат! — крикнул он бородачу. — Навались!
И сам первым начал колоть и рубить мерзкую плоть, отплевывающуюся все той же зеленоватой жижей. Гавейн присоединился к нему, облюбовав для себя толстую шею рептилии.
— И-эх! — крякал, вкладывая в каждый очередной удар всю свою силу.
Зверюга ревела и дергалась, била могучими лапами по воздуху, силясь дотянуться до обидчиков. Однако постепенно сопротивление ее становилось все более вялым. Видно, удары странствующих рыцарей не пропадали даром.
Вот наконец огромное тело сотряслось в жуткой агонии и… замерло, словно колода. Не доверяя образине, Гавейн с Парсифалем еще по инерции сделали пару уколов и ударов. Особенно распалился бородач, вошедший в настоящий раж. Он махал и махал мечом до тех пор, пока напарник не обхватил его руками, сковав движения крепыша. Тот пару раз дернулся, но юноша, несмотря на деликатную наружность, был достаточно силен.
— Все, хватит, хватит! Ты уже отрубил ей башку!
— Да?! — не поверил Гавейн.
Перси оказался прав. Большущая голова крокодилы с разинутой пастью и вывалившимся языком была отделена от туши и откатилась в сторону.
— Ух! Елы-палы!
Бородач вытер обильный пот, оросивший лоб и шею.
— Что ж это было-то? — воззрился на красавчика.
— Что ж это было-то? — воззрился на красавчика.
— А Хонсу его ведает, — огрызнулся блондин, тоже порядком упревший. — Знаю одно. Пора сматываться, пока эти парни не пришли в себя.
Кивнул в сторону посетителей трактира. Некоторые из них уже начали подавать признаки жизни.
Гавейн не мог не признать правоту соратника. И впрямь следовало мазать пятки жиром. Лишняя шумиха им не нужна.
Эх, вздохнул он. То ли дело в прежние времена. Уж они-то постарались бы, чтоб этот подвиг не остался незамеченным скальдами. Особенно Перси, любивший слушать ярмарочные небылицы о своих похождениях.
Подхватив пожитки (причем хозяйственный Гавейн не преминул сунуть в узлы с вещами и пару плохо лежавших караваев хлеба, окорок и полголовки сыру), рыцари метнулись вон.
На пороге Парсифаль оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на поле битвы. И едва не споткнулся о порог.
— Что за дерьмо?! — выругался юноша.
— Чего стал столбом, олух?! — дернул его за плечо здоровяк и тоже невольно глянул в зал. — Твою мать!! А где же ОНА?!
На том месте, где еще мгновение назад лежало поверженное чудовище, сиротливо валялось… осиновое полено.
— Вот и я о том же… — пожал плечами Парсифаль, выходя из разгромленного увеселительного заведения на улицу.
Не успели они отъехать и полмили, как услышали за спиной спорый топот. Гавейн порывисто обернулся, машинально хватаясь за меч.
Преследователь (если он действительно гнался за рыцарями) был один.
Здоровяк прищурился и с ухмылкой снял руку с оружия. Опасаться такого?..
Это был парень, на вид чуть моложе Перси и такой же смазливый. Только не белокурый, а шатен. Открытое лицо светилось тем восторженным удивлением, какое еще не умеют скрывать едва-едва входящие в пору мужественности отроки.
— Стой! — резко велел юноше блондин.
Крепыш удивленно вздел брови. И какая муха укусила красавчика? Ужели признал в одиноком путнике достойного соперника?
Молодой человек повиновался приказу.
Эге, а конь-то у него недурен, прикинул Гавейн. Такому впору и на патрицианских конюшнях обитать. Как видно, парень не так прост. Хотя по одежде не скажешь. Широкополый балахон с капюшоном, похожий на те, которые носят христианские монахи. Только цветом не черный и не коричневый, а зеленый.
— Тебе чего надобно? — насупился Парсифаль.
— Хочу поклониться вам, люди добрые, за то, что спасли меня и остальных добрых людей от медведя!
Воины переглянулись. О каком медведе идет речь?
— Ты часом не путаешь, дитя мое? — с пренебреженьем вопросил блондин.
«О дитем назвал. Точно, нервничает».
— Так все видели, — развел руками отрок. — Громаднейший медведь в три человечьих роста!
— И ты видел, как мы… его… этого медведя… завалили? — путаясь в словах, а больше в мыслях, поинтересовался Гавейн.
— Ну да! — И вновь добавил: — Все видели.
Пока рыцари размышляли над его словами, юноша шажок за шажком приблизился к ним и вдруг, перейдя на шепот, молвил:
— Только не медведь это был…
— Уф! — с облегчением выдохнул бородач.
— Слава богу! А то я уж думал, что мне померещилось…
— Не медведь, — повторил шатен. — А навь, морок.
— Чего-о? — вытянулось лицо у Перси. — Какая еще навь?
— Ой, — отмахнулся паренек, — долго объяснять, дяденька. Потом как-нибудь. Позвольте-ка лучше полюбопытствовать, куда путь держите?
— А твое какое дело? — гаркнул на нахала Гавейн. — Едем куда хотим, и все дела!
— Может, и есть у меня к вам дело, — загадочно блеснул глазами путник. — И сдается мне, что оно вам придется по душе.