— Значит тебе следует попробовать снова. Глядишь, теперь получится. Ты не кажешься мне молодым, хотя на твоем лице отпечаталось не слишком много свидетельств прожитых лет. — Обнадеживающе заметил он. Мне показалось, что теперь Один смотрит на меня с явной симпатией — насколько его единственный глаз вообще был способен выражать мало-мальски теплые чувства.
— Ладно, я попробую, — улыбнулся я, — если еще успею…
— Все можно успеть, — строго сказал Один, — даже за день до Последней Битвы еще можно успеть сделать все, что должно. Если бы я так не думал, я бы уже давно узнал на собственной шкуре, что такое отчаяние…
— Что ж, я рад, что ты до сих пор не знаком с его горьким вкусом, от которого сохнут губы и появляются слезы на глазах…
Один поморщился.
— Не продолжай, гость. Ты слишком хороший скальд! Если ты произнесешь еще несколько слов, я, чего доброго, сам почувствую этот проклятый вкус…
— Извини. — Удивленно сказал я. — Но думаю, что дело не в моих гипотетических талантах. Просто ты сам — гениальный слушатель.
— Это почти правда. — Спокойно согласился он. — Больше того: я — единственный НАСТОЯЩИЙ слушатель. Всякий скальд слагает слова в строчки лишь для того, чтобы доставить мне радость, даже те, кто не подозревает о моем существовании — и горе тому, чьи труды не достигли моего слуха! В его стихах не будет силы: как бы мастерски не сплетал он слова, без моей помощи они не найдут путь ни к одному из сердец…
— Теперь все ясно: уж мои-то труды явно не достигали твоего слуха! — Рассмеялся я.
— Оно и к лучшему: по крайней мере, сегодня мне не приходится краснеть.
— Веселитесь? Ну-ну… Впрочем, это не так плохо: наконец-то в моем доме хоть кто-то веселится! А то в последнее время здесь уже стены стонут от наших с Одином угрюмых рож… — Афина вернулась к нам в главе целой армии своих больших оживших игрушек — Любимцев, как она их называла. Эти трогательные мохнатые существа тут же принялись хлопотать, торопливо расставляя где попало многочисленные мисочки и кувшинчики. У меня создалось впечатление, что их хозяйка велела им с максимальной скоростью загромоздить посудой все свободное пространство, не слишком заботясь о правилах сервировки: один из драгоценных сосудов они умостили точнехонько между носками моих сапог. Я выразительно потоптался на месте, рыжий плюшевый медвежонок виновато пискнул и торопливо потянул посудину в самый дальний угол. Мне оставалось тихо умиляться…
— За тебя, гость! Ты не только избавил нас от охотников, ты принес в этот дом радость.
Вечер, завершившийся улыбками — такой роскоши мы давненько не знавали. — Торжественно сказал Один, поднимая восхитительную чашу — подобной красоты я не встречал ни в одном из альбомов по античному искусству. Еще бы — это же была не какая-нибудь очередная археологическая находка, а личное имущество великой богини!
Афина протянула мне точно такую же чашу и ободряюще подмигнула: дескать, не бойся, не отравлено! Я попробовал было сделать глоток: этого требовала элементарная вежливость, но у меня ничего не вышло. Вообще-то, мне не раз снились сны, в которых я ел и пил — порой в таких невероятных количествах, что вспомнить страшно! Самое смешное, что иногда после таких сновидческих пирушек я просыпался в самом настоящем похмелье — это при том, что наяву не пил ничего крепче обыкновенного чая!
Но на сей раз у меня ничего не получилось — кажется в моем горле просто отсутствовали какие-то важные приспособления, с помощью которых производятся глотательные движения…
— Плохо все-таки быть наваждением! — Виновато сказал я. — Ни тебе выпить, ни тебе пожрать… Обидно! Вы уж не сердитесь, ребята: в этой истории я скорее пострадавший…
— Ты не можешь есть? Интересно! — Афина разглядывала меня с откровенным любопытством, словно у меня только что появилась еще одна пара глаз и начала проклевываться третья.
— Обычно могу. — Я уже чуть не плакал от досады!
— Надеюсь это не потому, что наше угощение тебе не по нраву? — Забеспокоился Один.
— Угощение-то мне как раз по нраву. — Вздохнул я. — Тем более, что на холяву уксус сладкий, и все такое… Просто я разучился есть — вот уж никогда не думал, что со мной может случиться нечто подобное! Надеюсь, что это временно, иначе что за жизнь у меня начнется? Никаких развлечений!
Афина рассмеялась, Один сочувственно покачал головой. Уж он-то не счел мои слова шуткой! Впрочем, я и вправду чувствовал себя пострадавшим: в кои-то веки получил возможность попробовать легендарные нектар и амброзию — и тут на тебе, такое расстройство!
Тем не менее, вечеринка вполне удалась — невзирая на то, что под конец я пал так низко, что принялся рассказывать своим новым приятелям анекдоты — почему-то мне в голову приходили только самые бородатые и все больше про Чапаева. Разумеется им не было смешно! Ребята сосредоточенно морщили лбы, пытаясь постичь таинственную логику анонимных сочинителей этих шедевров — увы, почти безуспешно. Тем не менее, я был вынужден признать: такой задушевной болтовни у меня давно ни с кем не получалось.
Тем не менее, я был вынужден признать: такой задушевной болтовни у меня давно ни с кем не получалось. Мне ужасно не хотелось просыпаться — возвращаться к дурацкой действительности, больше всего похожей на замысловатую продолжительную галлюцинацию душевно больного генерала. Хуже всего, что после пробуждения мне предстояло хорошенько подумать о том, как мы с ними будем воевать. Думать об этом мне, разумеется, не хотелось, а уж предпринимать какие-то действия — тем более…
— О, да у вас тут весело, а меня почему-то не позвали. — Я обернулся и увидел, что на пороге стоит невысокая симпатичная барышня с совершено роскошной кудрявой шевелюрой.