— Скажи мне, Али, а в этом раю есть гурии? — Нерешительно поинтересовался Мухаммед перед тем, как снова погрузиться в воду.
— Кто?! — Ошеломленно переспросил я.
— Гурии. — Настойчиво повторил он. — Вообще-то, в раю они должны быть…
— О господи! — Я не знал плакать мне, или смеяться. — Я же сказал тебе, что это — не рай, а просто домик в пустыне. Уютное наваждение со всеми удобствами на одну ночь.
Впрочем, если тебе так уж требуются гурии… Сейчас попробуем.
Я отправился в сад, где обнаружил Джинна, снова склонившегося над игральной доской.
Рядом топтался Синдбад. Через несколько секунд я с суеверным ужасом понял, что Синдбад не просто топчется, а принимает активное участие в игре.
Время от времени он осторожно брал в зубы стаканчик с игральными костями, аккуратно его тряс, переворачивал, разглядывал цифры, а потом прикасался влажным носом к деревянной фигурке, которую по его мнению следовало передвинуть. Ну да, конечно! После того как бедняга Джинн полдня играл в нарды со мной, верблюд вполне мог показаться ему достойным соперником…
— Наш Мухаммед требует гурий. — Сообщил я Джинну. — Поможешь?
— О, это просто. — Джинн на мгновение поднял глаза от доски, что-то пробормотал и снова задумчиво уставился на игровое поле. Насколько я мог проанализировать ситуацию, Джинн понемногу проигрывал верблюду…
— Что, уже? — Восхищенно спросил я. — Наш пророк уже нежится в объятиях прекрасных дев?
— Разумеется. — Флегматично кивнул Джинн. — Кстати, я могу оказать тебе такую же услугу, Владыка. Дюжина-другая гурий вполне поместится в твоей спальне.
Я удивленно покачал головой.
— А мне-то они зачем?
— Странный вопрос. — Усмехнулся Джинн. — Ну, скажем так: для того, чтобы не испытывать одиночества.
— По моим наблюдениям, одиночество такого рода приносит прохладу в летнюю ночь и возможность свободно размахивать ногами во сне. — Усмехнулся я. — А я как раз весьма дорожу и тем, и другим. Так что я, пожалуй, откажусь от твоего любезного предложения.
Лучше просто попробую выспаться. Чует мое сердце: пока наш приятель Мухаммед будет сидеть в ванной, мне прийдется пахать за двоих. А он будет плескаться еще тысячу лет, это как минимум…
— Ты не любишь женщин, Владыка? — Понимающе улыбнулся Джинн.
— Так и скажи. Не хочешь гурий — я могу привести к тебе прекрасных юношей.
— Ну да, прекрасных юношей, склонных к мужеложеству, героев знаменитой загадки Сфинкса! Заодно, проверим на практике, насколько соответствовал истине ответ, за который мне пришлось заплатить жизнью! — Фыркнул я. — Расслабься, душа моя. Ничего не надо. Мужчин я люблю еще меньше, чем женщин! Во всяком случае, когда обнаруживаю их под своим одеялом.
— А может быть ты предпочитаешь Джиннов? — Встревоженно спросил он. И тут же расслабился:
— Впрочем, я могу призвать кого-нибудь из своих родичей: среди них встречаются весьма любвеобильные…
— Не надо. — Твердо сказал я. — Не надо ни Джиннов, ни домашних животных, ни птиц, ни насекомых — никого!
— Извини, Владыка. — Виновато сказал Джинн. — Я не знал, что ты уже настолько близок к совершенству…
— Я к нему не просто близок, я оно и есть! — Расхохотался я.
— «Оно»? — Удивленно переспросил Джинн.
— «Оно». — Подтвердил я. — В смысле — совершенство… Знаешь, мне бы хотелось, чтобы этой ночью ты поработал не сутенером, а охранником. Вдруг эта соленая индейская леди решит снова заключить меня в свои объятия.
Сколько бы там жизней не было у меня в запасе, но умирать каждую ночь — так мы не договаривались! А если она доберется до Мухаммеда, будет еще хуже.
Выбраться из одной могилы и сразу угодить в другую — это как-то чересчур! К тому же он еще не успел насладиться всеми нехитрыми радостями бытия…
— Я буду охранять твой дом. — Серьезно кивнул Джинн. — Прошлой ночью я растерялся, поскольку никогда прежде не встречал тварей вроде твоей гостьи.
Но сегодня я буду начеку.
— Вот и славно. — Улыбнулся я. — Тогда спокойной ночи. У меня глаза слипаются.
Кто бы мог подумать: мир, в котором я родился, катился ко всем чертям, а я — будущий «идейный вдохновитель» конца времен! — спал, как младенец. Без прекрасных гурий и прочих излишеств в таком роде, зато и без кошмарных снов — скорее наоборот. Мои сновидения были сладкими и ни к чему не обязывающими. Думаю, у меня даже хватило наглости улыбаться во сне, с меня станется! К счастью, за мной никто не подсматривал, даже Джинн, который озабоченно слонялся по садовым дорожкам — для полного сходства с ночным сторожем ему не хватало только тулупа и двустволки! — так что неуместное выражение моей физиономии осталось маленьким секретом, принадлежащим только мне самому и всеведущему Небу над головой, которому, впрочем, все по фигу…
Утром за завтраком Мухаммед выглядел неважно. Я косился на него с некоторым злорадством, как убежденный трезвенник взирает на ближнего, изнемогающего от зверского похмелья. Впрочем, сегодня пророк внимательно выслушал мой деловой бред, посвященный организации грядущего апокалипсиса.
Задумчиво погладил бороду, покивал. Мои слова по-прежнему его ни капли не шокировали… а чем, интересно, можно шокировать человека, только вчера восставшего из мертвых?!