— Может быть, — неохотно согласился я, — но поскольку их у меня действительно шестьсот с лишним, серьезным я стану еще очень нескоро, ты уж извини…
Я не отрывался от телевизора до самого вечера. Я видел, как Один с Афиной, снова принявшей облик Марлона Брандо, сели в аэроплан довоенной конструкции — я с изумлением узнал своего старого знакомого: черного кота с желтым бантом на шее, украшавшего хвост самолета, и большие сине-бело-красные круги на серебристых крыльях. Я вспомнил, что уже видел этот очаровательный самолетик: шум его моторов вывел меня из сладкого оцепенения, когда я в полном одиночестве ехал неведомо куда по пустыне, без войска и генералов, даже мой приятель Джинн еще дремал в волшебном сосуде, украшавшем шею Синдбада… И этот же аэроплан кружил над моей головой в самом начале этого идиотского мероприятия, еще до того, как меня убила моя старинная подружка Сфинкс, только тогда он был игрушечным… — или мне так казалось?
— Так это были вы, ребята! — Я и сам не заметил, что произнес эти слова вслух.
Самое удивительное, что и Один, и Афина настороженно оглянулись — можно было подумать, что они меня услышали. Впрочем, в этом я все-таки здорово сомневался…
Целый день я зачарованно следил за их перелетами с амбы на амбу. Мне довелось увидеть почти всех Олимпийцев, впрочем их настоящий облик остался для меня тайной — эти ребята, как и Афина предпочитали пользоваться чужими лицами. Среди них обнаружилось целых два Элвиса Пресли: один из них оказался Аполлоном, а другой — не кем иным, как самим Марсом, что здорово меня насмешило.
Насколько я понял из разговоров, эти двое находились в состоянии перманентной ссоры, поскольку никак не могли поделить полюбившийся им сладкий образ. Мне внезапно пришло в голову, что настоящий Элвис наверняка находится в моем войске — если только он не был ни ангелом, ни инопланетянином, что довольно сомнительно. Я подумал, что надо бы при случае разыскать этого красавчика и рассказать ему о его посмертной славе, грех лишать человека его последнего триумфа. Наверняка парень будет доволен своим успехом среди богов-Олимпийцев, еще бы: вот это, я понимаю, зрительское признание!…
Кроме двух Элвисов среди Олимпийцев обнаружился Ричард Чемберлен — это был Гермес. Из его беседы с Одином и Афиной я быстро понял, что Чемберлен — это чистой воды случайность, короткий эпизод в его биографии, поскольку шустрейший из богов меняет свой облик по несколько раз в день: никак не может остановиться на чем-нибудь определенном. На этого дядю было приятно посмотреть — в отличие от своих товарищей он не выглядел ни обеспокоенным, ни огорченным. Судя по всему, Гермес был таким же легкомысленным оболтусом, как и я сам… впрочем, куда уж мне: у него-то в запасе была всего одна жизнь, тем не менее, он лучился насмешливой улыбкой, в лицах описывал ночное сражение с неведомым гостем, комично передразнивал серьезных валькирий и беззаботно сыпал ехидными комментариями — одним словом, Меркурий купил меня с потрохами! Впрочем, он нравился мне еще в те невообразимо далекие времена, когда я считал его просто литературным героем…
Богиня Диана предстала перед своими гостями отнюдь не в обличьи юной охотницы.
Эта барышня присвоила себе холодное очарование Марлен Дитрих — мне оставалось только тихонько аплодировать достоинству, с которым она его носила. Гефест, к моему величайшему изумлению, облюбовал для себя трогательный облик Чарли Чаплина — может быть хромого бога очаровала нелепая, но проворная походка этого маленького человека? Гелиос оказался почитателем Боба Марли: он не только позаимствовал эту экзотическую внешность, оставив при себе свою солнечную золотистую шевелюру, но еще и тихонько мурлыкал что-то из его репертуара — впрочем, ему это даже шло. Под занавес мне посчастливилось лицезреть Зевса, и это было главным сюрпризом.
Очевидно, киноактеры и прочие выдающиеся деятели массовой культуры были ниже достоинства Громовержца: их легкомысленному обаянию он предпочел морщинистую физиономию старой черепахи, украшенную гротескными густыми бровями. Через несколько секунд я узнал это лицо: когда-то оно принадлежало Леониду Брежневу и ассоциировалось у меня исключительно с идиотскими словосочетаниями вроде «холодной войны», или «советской угрозы» — чушь какая-то!
— Наконец-то я вижу рожу, которая может хоть как-то сойти за лицо врага!
— Весело сказал я Джинну. — Хотя, на мой вкус, он все-таки слишком смешной!
— Зевс — очень опасный противник, каким бы забавным он тебе сейчас не казался. — Сухо заметил Джинн.
— Охотно верю. — Кивнул я. Из-под лохматых бровей на меня смотрели такие грозные глаза, что я ни на секунду не сомневался в возможностях этого дяди, и искренне радовался, что он находится где-то далеко позади: легендарная молния в его кулаке казалась мне весьма конкретной штукой!
Никакой стратегически полезной информации я из этого киносеанса так и не почерпнул, поскольку до планов нападения на мое войско дело не дошло: ребятам явно было не до нас.
— Хотя, на мой вкус, он все-таки слишком смешной!
— Зевс — очень опасный противник, каким бы забавным он тебе сейчас не казался. — Сухо заметил Джинн.