— Впрочем, может быть, она хотела, чтобы ее письмо попало к тебе слишком поздно?
— Натравить на меня Гекату и посмотреть, что будет? И на всякий случай — если окажется, что вполне способен справиться с этой бедой — отправить мне это письмо, свидетельство дружбы и участия… Неплохая интрига! — Печально улыбнулся я.
— Если это действительно интрига, то довольно примитивная, Владыка. — Возразил Джинн. — Боюсь, что ты никогда прежде не интересовался делами такого рода.
Возможно, они казались тебе незаслуживающими внимания, а может быть, ты никогда не считал окружающих тебя людей серьезными противниками и, как следствие, не утруждал себя изучением их стратегии… Так или иначе, но я уже давно заметил, что ты не слишком силен в искусстве хитростей и уловок!
— Теперь уже не обязательно этому учиться, правда? — Вздохнул я. — Во-первых, у меня есть ты… а во-вторых, какие уж теперь «хитрости и уловки»: все равно, скоро все закончится.
— Кто знает… — задумчиво протянул Джинн, — кто знает! — Он не добавил:
«дорогой Ватсон», хотя мне показалось, что к тому шло…
Ночь принесла с собой тревогу — во всяком случае, мне опять не спалось. Я не мигая пялился на пламя костра, хотя знал наверняка, что Локи там не появится. Уж он-то был не из тех ребят, которые имеют дурную привычку возвращаться после того, как их губы произнесли слово «прощай». Я мог спорить на что угодно, что Локи больше никогда не возникнет в моей жизни — разве что я сам сверну дюжину-другую гор, чтобы еще раз перекинуться с ним парой словечек! Тем не менее, я продолжал смотреть на огонь — словно действительно верил, что теперь все мои гости будут входить именно через эту дверь… Ага, как бы не так!
На этот раз «гости» появились из темноты — незваные, молчаливые и безжалостные, они плотным кольцом окружили меня. На этот раз я не испугался и не удивился, увидев их снова — скорее просто по-детски огорчился тому, что они все-таки вспомнили обо мне, вопреки моим смутным надеждам, основанным исключительно на собственной склонности бросать те дела, которые не удавалось сделать с первой попытки, а уж со второй — и подавно!
У меня по-прежнему не было никакого плана. Я понятия не имел, каким образом буду сражаться с многоликими богами древних ацтеков — могущественными, непостижимыми и полными сил, как в первый день творения…
Черт, если разобраться, я как был беспомощным мальчиком, так им и остался!
Правда, я больше не был перепуганным — не знаю уж почему… Вместо страха я испытал какое-то отрешенное, равнодушное, но вполне поддающееся формулировке раздражение: «ну вот, здрасьте, опять все сначала!» И тут Джинн совершил поступок, которого я никак от него не ожидал — самый идиотский и бессмысленный, как мне тогда показалось. Вместо того, чтобы попытаться извлечь меня из молчаливого враждебного кольца нечеловеческих силуэтов, или, на худой конец, снова отправиться за подмогой к Одину, он просто нажал на кнопку «play» на нашем новеньком музыкальном центре.
Сказать, что я был ошеломлен — значит не сказать ничего! Откуда-то издалека, словно во сне, я услышал первые аккорды квиновского «Innuendo».
«Мать твою, они пришли за моей головой, а мой единственный защитник вдруг решил заняться музыкальным оформлением этого знаменательного события!» — Эта мысль — слишком уж четко сформулированная, если учесть, что мне следовало не выпендриваться с комментариями, а спасать свою единственную и неповторимую шкуру — оказалась первой и последней в моей внезапно опустевшей голове… впрочем, что касается шкуры — я совершенно точно знал, что у меня нет никаких шансов!
Но индейские боги почему-то не торопились приступать к операции. Кажется, выходка Джинна порядком озадачила и их — или они просто слушали музыку?!
Наша немая сцена затягивалась, «квины» уже успели добраться до середины, до того самого места, на котором я всегда ощущал изумительный щекочущий холодок, поднимающийся по позвоночнику к затылку, когда их голоса, трогательно и вульгарно смахивающие на голоса начинающих ангелов, старательно выводили: «You can be anything you want to be». «Ты можешь быть, чем захочешь» — это было здорово похоже на подсказку, но я все еще не знал, что мне делать с этой чертовой подсказкой…
— Делай, как они говорят, Владыка! У тебя больше нет ни секунды времени!
— Яростно крикнул Джинн.
Это было похоже на внезапное пробуждение после долгого тяжелого сна — пробуждение от пронзительного телефонного звона, когда сначала вскакиваешь на ноги и несешься к верещащему аппарату, каким-то образом отвечаешь впопад, и вообще ведешь себя так, как надо, и только потом, закончив разговор, с изумлением прислушиваясь к ощущениям в собственном теле, каким-то чудом вернувшемся к жизни, вспоминаешь, с каким волнением ждал этого самого звонка накануне вечером — или всю жизнь?… Все было очень похоже: мне каким-то образом удалось стряхнуть с себя смертельно опасное оцепенение и наконец-то с пронзительной ясностью осознать, что я действительно «могу быть всем, чем захочу» — да здравствует немудреная университетская лирика «квинов»! Мне больше не было нужды оставаться беднягой Максом — перепуганным и беспомощным человечком, окруженным неведомыми, непостижимыми и чертовски опасными существами. Я мог быть чем угодно, в том числе и одним из них, и я стал одним из них, и с облегчением расхохотался — или визгливо замяукал? — оскаливая великолепные клыки ягуара — поскольку моя голова больше не была человеческой головой, а мои многочисленные конечности не имели ничего общего с двумя неумелыми человеческими руками, к которым я, признаться, изрядно привык… Где-то на периферии моего сознания промелькнула сцена: я вонзаю зубы в первое попавшееся горло и маленькими, но жадными глотками пью теплую солоноватую кровь, а мои когти вонзаются в тонкую кожу надбровных дуг и медленно ползут выше, оставляя на своем пути широкие багровые борозды. Это продолжалось всего мгновение, но окружившие меня боги успели заглянуть в мои сверкающие глаза, уяснить, что к чему, и деликатно отступить на несколько шагов, разомкнув кольцо. Впрочем, мне так и не довелось узнать вкус их крови: драки не вышло, она попросту больше не была нужна. Мы были одной породы — я и эти странные ребята, единственные существа, которых я по-настоящему, смертельно боялся в последние месяцы, и уж тем более ни на миг не мог вообразить своими потенциальными приятелями. Впрочем, мы с ними действительно никогда не нуждались в обществе друг друга, а уж сейчас — и подавно. Я снова оскалил зубы и зарычал — теперь звуки, вылетавшие из моей гортани не имели ничего общего со смехом: я больше не желал веселиться, я защищал свою территорию — весь этот прекрасный умирающий мир был моей территорией, и я не собирался проявлять гостеприимство: существо, которым я стал, вообще понятия не имело, что такое гостеприимство, и зачем оно нужно… Мои лапы взметнулись к звездам: я желал, чтобы они ушли отсюда и указывал им путь.
Я снова оскалил зубы и зарычал — теперь звуки, вылетавшие из моей гортани не имели ничего общего со смехом: я больше не желал веселиться, я защищал свою территорию — весь этот прекрасный умирающий мир был моей территорией, и я не собирался проявлять гостеприимство: существо, которым я стал, вообще понятия не имело, что такое гостеприимство, и зачем оно нужно… Мои лапы взметнулись к звездам: я желал, чтобы они ушли отсюда и указывал им путь. Они согласились с моим решением, поскольку знали, что сейчас сила на моей стороне, к тому же, им всегда было глубоко безразлично, где находиться…
Потом у моего костра осталось только одно чудовище, и это был я сам. Но я быстро сообразил, что мне не обязательно вечно оставаться этим самым чудовищем: теперь я вполне мог позволить себе роскошь еще какое-то время побыть душкой Максом с двумя руками, двумя ногами и умеренно обаятельной рожей на одной-единственной голове — почему бы и нет? Это обличье по-прежнему нравилось мне больше прочих: все-таки привычка — великая сила!…