Потом мне все-таки пришлось заняться делами. Я вернулся на свой импровизированный «оборонный завод» — как раз вовремя! Плод совместных усилий лучших авиаторов всех времен и народов и моего мудрого Джинна, невероятно красивая крылатая тварь из сверкающего черного металла горделиво стояла на песке.
Господа летчики взирали на нее с немым восхищением, мне оставалось только присоединиться.
— Шайсе! — Проникновенно сказал я: все остальные слова временно вылетели из моей непутевой головы: я был потрясен.
— Нравится, да? — Понимающе улыбнулся кто-то рядом со мной — кажется, это был фон Рихтхоффен, герр «Красный барон», во всяком случае его лицо вызывало у меня смутные ассоциации с картинками на коробках с моделями самолетиков фирмы «Аэрфикс»: была у них в свое время такая серия — «Великие летчики», или что-то в таком роде.
— Еще бы! А вы уже испытывали это чудо? Летать-то оно умеет?
— Мы как раз собираемся бросить жребий. — Кивнул он. — Возникла небольшая проблема: всем хочется сесть за штурвал!
— Мне уже тоже хочется. — Улыбнулся я. — Но я предпочитаю уступить эту честь профессионалам. Пойду, еще погуляю. Удачного вам испытания, ребята! — Я обернулся к Джинну и спросил его, повинуясь какому-то внезапному порыву:
— Ты не мог бы перенести меня туда, где вообще никого нет? Ни моей армии, ни наших драгоценных противников, ни мертвых, ни живых, ни людей, ни богов — вообще никого… Думаю, на этой земле теперь найдется немало безлюдных мест… безлюдных — и «безбожных», заодно.
— Таких мест немало. — Подтвердил Джинн. — Но почему ты хочешь остаться в полном одиночестве? Это опасно, Владыка.
— Опасно? Для меня? Не говори ерунду! — Улыбнулся я. — Подозреваю, что я — единственный парень, которому вообще не грозят никакие опасности. Выполни мою просьбу, ладно? Я устал, дружище. На меня все время кто-то смотрит, даже когда я сплю, и с этим ничего нельзя поделать: вокруг слишком много народа… Никогда не думал, что человеческий взгляд осязаем, но в последнее время я это чувствую. Я уже начал сутулиться: оказывается, взгляды могут быть чертовски тяжелыми!
— Я сделаю так, как ты хочешь, ибо обязан выполнять все твои желания, Владыка. — Неохотно согласился Джинн.
Я уже начал сутулиться: оказывается, взгляды могут быть чертовски тяжелыми!
— Я сделаю так, как ты хочешь, ибо обязан выполнять все твои желания, Владыка. — Неохотно согласился Джинн. — Но может быть, ты позволишь мне сопровождать тебя?
Мой взгляд ничего не весит, можешь мне поверить! К тому же я могу стать невидимым и не издавать никаких звуков. Мое присутствие будет необременительным, обещаю!
— Ладно, — улыбнулся я, — если так, пошли!
Мне не пришлось повторять приглашение: поток теплого воздуха тут же подхватил меня и почти растворил, я испытал сладковатую дурноту головокружения, но через несколько секунд все закончилось: мои ноги снова стояли на твердой земле. Здесь было очень темно, и я на мгновение удивился: там, в пустыне недавно миновал полдень, неужели Джинну взбрело в голову отволочь меня аж в другое полушарие? Но потом вспомнил:
Джинн в свое время говорил мне, что на всей земле воцарилась вечная ночь, и только мой путь почему-то по-прежнему освещался солнцем, что, вроде бы, не слишком-то увязывалось с моим новым имиджем…
Я огляделся и понял, что нахожусь в лесу: об этом свидетельствовали мощные стволы окруживших меня деревьев, бархатно-черные в темноте, и головокружительный аромат хвои. Здесь было удивительно тихо, даже ветер не пересчитывал листья на ветвях.
Джинн, судя по всему, находился где-то рядом, но честно держал слово и ничем не выдавал свое присутствие. Я уселся на толстый слой мха и опавшей хвои и вопросительно улыбнулся сам себе: дескать, вот ты и остался один, душа моя — что теперь? Я не мог сформулировать ответ на этот вопрос, но он был мне известен и понятен, что-то вроде: «просто немного побуду старым добрым Максом, а не каким-то там «Владыкой», и все…» Ага, размечтался!
Мало того, что я так и не обнаружил этого самого «старого доброго Макса» ни в одном из закоулков своей идиотской души — два часа блаженного одиночества только ухудшили дело: я окончательно перестал узнавать себя, любимого и знакомого, в этом странном типе, который был способен неподвижно сидеть на земле, не беспокоясь ни о чем, и даже не давая себе труда подумать о собственном будущем. Никакого будущего больше не было, да и прошлое у меня не очень-то было, если разобраться! Впрочем, даже мое драгоценное «здесь и сейчас» казалось хрупким и нежным, как весенняя льдинка, к нему не следовало прикасаться, чтобы оно не растаяло — я и не прикасался… Просто сидел на земле и с наслаждением вдыхал упоительно сладкий воздух — вот уж не предполагал, что способен свести свою бурную деятельность исключительно к вдохам и выдохам и не заскучать через пятнадцать секунд!
Разумеется, рано или поздно это должно было закончиться, поскольку в соответствии со сценарием вечное блаженство мне пока не светило. Правда, я наивно полагал, что прекращу свою незапланированную медитацию добровольно и совершенно самостоятельно — ага, размечтался…