Мои пальцы нашарили в темноте руну, предназначенную мне на сегодня. Она была ощутимо теплее прочих — я бы не смог ошибиться, даже если бы захотел.
Я положил косточку на землю, немного помедлил и наконец посмотрел на нее: что же сегодня?
Целое мгновение я был абсолютно счастлив. Не Иса, больше не она!
Наконец-то что-то другое. Несколько глубоких царапин на темной поверхности образовывали знак, немного похожий на букву N из азбуки, придуманной пустоголовыми ромейцами.
* * *
«Хагал! — Ошеломленно прошептал я. — Клянусь всеми своими именами, это Хагал!
Посланник перемен, неукротимая энергия сметающая все в никуда, разрушающая все вокруг. Град, что приходит с небес и, рассеиваемый ветром, превращается в чистую воду…» Я умолк, поскольку сила руны переполнила меня до краев. В это мгновение я, кажется, уже знал, что нас ожидает — и у меня не было никаких возражений против такой судьбы!
— О, наш Один уже на ногах, бодрый, как фаллос сатира! Так и знала, что застану тебя здесь: как подобает приветствовать грядущий день величайшему из героев, если не сидя на корточках на заднем дворе! — Насмешливый голос Афины вернул меня к действительности.
Это был ее настоящий голос, да и облик Афины был таким, каким ему и полагалось быть — на мой взгляд, совершенным. Судя по всему, она просто не успела напялить на себя неприглядное тело какого-нибудь очередного человеческого кумира. Я так обрадовался ее появлению, что не рассердился на ее непочтительный тон. Я хотел тут же выложить ей все, о чем только что узнал, поскольку в жизни каждого случаются мгновения, когда даже самая сокровенная тайна не может удержаться в прорехе рта — и обнаружил, что у меня нет подходящих слов. Все же я попытался сказать ей о том, что грядущие разрушения, дескать, приходят не из «ниоткуда», а из некоего таинственного места, скрытого в потаенной глубине нас самих, и что битва с судьбой может принести только печаль… Я сердито умолк, поскольку уже ничего толком не помнил. Да оно и к лучшему: я всегда придерживался мнения, что ни одну тайну не следует делить на двоих!
Афина недоуменно уставилась на меня.
— Что ты говоришь, Один? При чем здесь какая-то «битва с судьбой»? Кто-то убил Диониса этой ночью, здесь, на моей амбе — представляешь?
«Ну и пес с ним», — чуть было не сказал я. Впрочем, секундой позже я решил, что такое исключительное событие как гибель одного из бессмертных заслуживает моего внимания и спросил:
— Когда это случилось?
— Говорю же тебе, что этой ночью… И знаешь, что самое странное? Мои Хранители никого не учуяли. Поверить не могу: до сих пор они казались мне безупречными стражами! Идем, со мной, Игг. Может быть, хоть ты сможешь разобраться. Ты же у нас хитроумный…
— Идем. — Я поднялся с земли и едва удержался на ногах: в мое колено с разбега уткнулась глупая морда огромной неуклюжей собаки — одного из Любимцев. Пес прибежал сюда вслед за своей хозяйкой и теперь бестолково крутился у нас под ногами. Все они, Любимцы — совершенно неуправляемые, беспокойные и не слишком разумные существа, но этот пес был чем-то из ряда вон выходящим!
— Отойди от меня, волчий корм! — Рявкнул я. — Да не мельтеши ты, пища серой опоры всадниц мрака!
Афина ухватила своего пса за огромное ухо и кое-как оттащила его от меня.
— Не будь с ним строг, Один. — Мягко сказала она. — У этого существа не было ни единого шанса когда-нибудь стать живым, и все-таки я вдохнула в него жизнь и силу.
Неудивительно, что он все время пребывает в состоянии непрерывного восхищения!
— А я ничему не удивляюсь. Просто прошу его не скакать у меня под ногами.
— Проворчал я. — Терпеть не могу, когда меня пытаются свалить с ног!
— Ладно, идем, посмотришь на Диониса. — Вздохнула она. — Кому могло прийти в голову, что его следует убить? Он был такой безобидный…
— «Безобидный»?! — Усмехнулся я. — Ну-ну…
— По сравнению с нами, конечно. — Афина пожала плечами. — Не прикидывайся, Игг. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду.
Я задумчиво кивнул. Безобидным я бы его, пожалуй, не назвал, но Дионис был самым спокойным и дружелюбным из Олимпийцев. Славный он был парень, этот Дионис!
Слишком славный и не слишком удачливый — по крайней мере, для того, кто называет себя одним из богов… К тому же, чувствовалась в нем какая-то странная, почти человеческая беспомощность — она всегда таилась в зеленой глубине его веселых глаз… До сих пор я был уверен, что никто кроме меня не замечает этого его изъяна!
Дионис лежал в углу спальни, отведенной ему для ночлега.
Славный он был парень, этот Дионис!
Слишком славный и не слишком удачливый — по крайней мере, для того, кто называет себя одним из богов… К тому же, чувствовалась в нем какая-то странная, почти человеческая беспомощность — она всегда таилась в зеленой глубине его веселых глаз… До сих пор я был уверен, что никто кроме меня не замечает этого его изъяна!
Дионис лежал в углу спальни, отведенной ему для ночлега. Комната ничем не отличалась от моей: пестрый ковер на полу, узкое ложе в центре и большой блестящий ящик напротив ложа, Афина называет его «телевизором» — какая же комната в жилище Олимпийца может обойтись без этой человеческой игрушки, дарующей глупые, утомительные, но, по единодушному мнению Олимпийцев, занимательные сны наяву!