— И то верно. — Задумчиво согласился я. Возражать не очень-то хотелось: у меня было достаточно поводов сделать те же самые выводы касательно своей загадочной способности улаживать чужие проблемы — и страшно подумать, сколько лет я угрохал на жалкие попытки перевернуть мир, прежде, чем понял, что мне вообще не стоит выпендриваться и убеждать окружающих, что у меня могут быть какие-то там «собственные дела»…
— А гибель Мира, который уже давно перестал быть твоим — это как раз то самое «чужое дело», которое просто необходимо довести до конца. — Торжественно завершил Аллах.
— Похоже, что так. — Растерянно кивнул я. — И что от меня требуется?
— Просто повести за собой мое воинство. — Печально сказал он. — Даже еще проще: немного помочь Мухаммеду, который уже готов выступить в поход.
Понимаешь, Макс, кто-то из нас должен все время быть рядом с ним. Он даже не может покинуть свою могилу, пока его не позову я — или ты.
Он даже не может покинуть свою могилу, пока его не позову я — или ты. Для него это не имеет значения.
— Как это — «не имеет значения»? — Настороженно спросил я.
— Что, не верится? — Аллах иронично приподнял бровь. — Знаешь, люди моего народа рассказывают друг другу одну историю о том, как однажды Мухаммед был у меня в гостях…
— Уже смешно! — Фыркнул я.
— Возможно. — Спокойно согласился он. — Тем не менее… Разумеется, считается, что я сам скрывался за занавеской, поскольку никто из людей — даже Мухаммед! — не может созерцать мой облик. Когда перед Мухаммедом появилось блюдо с угощением, он сказал, что ему неловко есть одному. И тогда из-за занавески появилась рука и взяла с блюда горсть риса. Мухаммед узнал в ней руку своего родича по имени Али — твою руку, Макс! Не могу сказать, что эта история так уж правдива, но как метафора она очень даже ничего…
— Подождите! — Жалобно попросил я. — Как я могу быть каким-то там родичем Мухаммеда? Может быть я сегодня неважно выгляжу, но я не настолько стар, чтобы фигурировать в каких-то там мифах и легендах… И потом, я не так уж хорошо знаю историю своей семьи, но мы с вашим Мухаммедом — люди разных национальностей, вам так не кажется?
— Ну при чем тут твоя национальность? — Вздохнул Аллах. — Ты говоришь ерунду, и ты готов тараторить до вечера, лишь бы заглушить настойчивый шепот своей собственной памяти, которая твердит тебе, что когда-то мы с тобой были хорошими друзьями, и в те дни тебя действительно звали Али. Ты боишься этих воспоминаний, да? Они разрушают последний бастион твоего здравого смысла.
— Какой «последний бастион»? — Растерянно переспросил я.
— Твердую уверенность в том, что тебя зовут Макс, и тебе недавно исполнилось тридцать три года. — Усмехнулся он. — Кажется, ты готов до последней капли крови сражаться за право и дальше оставаться при своей незамысловатой биографии.
Забавно: с новостью о предстоящем конце мира ты смирился довольно легко!
— Я вас не понимаю. — Тихо сказал я, и сам не узнал собственный шепот.
— Ничего страшного. Когда-нибудь поймешь. — Устало вздохнул он.
— А как меня зовут на самом деле? — Замирающим от ужаса голосом спросил я. Смешно сказать — я смертельно боялся, что он ответит на мой вопрос.
Казалось бы — что может изменить какое-то имя, упорядоченный набор звуков, изобретенный людьми для того, чтобы как-то обращаться друг к другу… Но Аллах только улыбнулся и покачал головой.
— Как тебя только не зовут! — Примирительно сообщил он. — Впрочем, как тебя зовут на самом деле, я, честно говоря, не знаю. Боюсь, что вообще никак… Видишь ли, ты — очень древнее существо, Вершитель. И когда-то — бесконечно давно! — ты нашел свой собственный способ убежать от смерти, которая до сих пор страшит тебя чрезвычайно.
— Какой способ? — От всех этих неземных откровений меня колотило так, что от попытки внятно произносить слова, скулы сводило.
— Это был простой и гениальный способ, Вершитель. — Усмехнулся мой удивительный лектор. Ты просто научился быть наваждением. Ты позволяешь снова и снова придумывать тебя — людям, богам, другим Вершителям и вообще всем, кому не лень. А в те дни, когда тебя звали Али, ты был моей собственной фантазией. Если честно, я выдумал тебя, чтобы ты помог мне справиться с Мухаммедом… а Мухаммеду — с дэвами, драконами и прочими напастями, которые он сам изобретал с удивительным проворством! Разумеется, они тут же обретали плоть: Мухаммед был очень сильным Вершителем… Хочешь сменить тему?
Я молча кивнул.
Если честно, я выдумал тебя, чтобы ты помог мне справиться с Мухаммедом… а Мухаммеду — с дэвами, драконами и прочими напастями, которые он сам изобретал с удивительным проворством! Разумеется, они тут же обретали плоть: Мухаммед был очень сильным Вершителем… Хочешь сменить тему?
Я молча кивнул. К этому моменту я был почти уверен, что умру, если услышу еще хоть слово о своем славном прошлом. Или, чего доброго, действительно вспомню все эти вещи, о которых он начал говорить — почему-то мне казалось, что это будет даже хуже, чем смерть…
Мой собеседник великодушно умолк. Я осторожно взял банку с тоником — рука противно дрожала, и мне никак не удавалось прекратить это безобразие — и мелкими глотками допил остатки горьковатого лимонада. Когда я поставил пустую банку на стол, рука вела себя вполне прилично — так мило с ее стороны!