Скоро ведь людей не останется вовсе. Для того ты и вернулся, я правильно понимаю?
— Поживем — увидим. — Неопределенно хмыкнул я. — Прощай, киска!
— Мне было приятно убить тебя, Владыка. — Неожиданно сказала она. — Мое счастье было коротким — всего несколько секунд! — но это лучше, чем ничего.
— Правда? — Удивился я. — Что, неужели я был такой законченной сволочью?
— Нет. — Вздохнула Сфинкс. — Но я успела возненавидеть тебя, Владыка.
Когда-то ты заставил меня возникнуть из небытия, твое необузданное воображение придало мне этот уродливый облик, ты пожелал, чтобы в моем зверином теле поселились сердце настоящей женщины и ясный разум мудреца — просто потому, что тебя это забавляло…
А потом тебе все надоело, и ты исчез, а мне пришлось несколько тысяч лет скитаться по этой пустыне, изредка развлекая себя беседой с заплутавшими путниками. Я тосковала по тебе, а теперь ты пришел — и опять уходишь.
Ничего не изменилось. Зачем все это?
— Чтобы было. — Я пожал плечами. — Тогда мне действительно казалось, что этот прекрасный мир станет еще забавнее, если в нем появится существо вроде тебя…
Насколько я припоминаю, я много чего тогда натворил, и твое рождение — далеко не самая большая трагедия! Впрочем, если тебе так уж не нравится твое существование, можешь исчезнуть, я не против!
Несколько секунд я с равнодушным недоумением созерцал следы огромных львиных лап на сияющем песке.
Сфинкса больше не было. Она исчезла мгновенно, я даже договорить не успел.
— Ну что ж, — грустно улыбнулся я, машинально поглаживая белую шерсть Синдбадапешехода, — будем считать, что под этим великолепным небом никогда не бродили Сфинксы. Выдумки все это… и, судя по всему, именно мои дурацкие выдумки!
Верблюд повернул ко мне свою потешную морду. У него были удивительно умные глаза, такие же золотистые, как у Сфинкса. Под его снисходительным взглядом я почувствовал себя напроказившим школьником. А потом дромадер медленно зашагал по волнистой поверхности пустыни. Солнце стояло в зените, так что определить направление было совершенно невозможно. Но я мог поклясться, что умница Синдбад отправился именно на север, в полном соответствии с рекомендациями исчезнувшего Сфинкса. Через несколько часов, когда белоснежное светило все-таки начало медленно отползать к западному горизонту, я окончательно убедился, что так оно и было: мы шли на север — куда же еще!
Иногда моя судьба на время забывает о своей природной стервозности и делает мне удивительные подарки. Первые несколько дней путешествия по пустыне оказались как раз таким подарком — головокружительно, по-купечески щедрым. Мои дни были полны сладкого одиночества, не замутненного ни воспоминаниями о прошлом, ни беспокойством о будущем, ни чьим-то утомительным обществом — верблюд, на спине которого едешь, хорош хотя бы тем, что его присутствие можно не принимать в расчет! — ни даже физическими ощущениями: ни палящие лучи полуденного солнца, ни обжигающий холод, приходящий вместе с темнотой ночи, ни вынужденная неподвижность, ни ритмичное раскачивание верблюжьей спины не причиняли мне ни малейшего неудобства. Я почти отсутствовал, так что испытывать какие-то неприятные ощущения, вроде бы, было некому. Впрочем, время от времени я все-таки ненадолго появлялся — чтобы восхищенно оглядеться по сторонам, в очередной раз понять, что в том языке, которым я привык пользоваться, нет слов, чтобы описать окружающее меня великолепие, и снова отступить в уютную тишину небытия. Это продолжалось целую вечность — впрочем, если измерить эту самую вечность числом солнечных закатов, она окажется всего лишь одной коротенькой неделей.
Но один из закатов разбудил меня по-настоящему. Впрочем, меня вывело из оцепенения отнюдь не сладострастное буйство багровых оттенков на горизонте, а рев моторов аэроплана, который нахально пронесся буквально в нескольких метрах от моей макушки. Я тут же вспомнил игрушечный самолетик, рассмешивший меня незадолго до встречи со Сфинксом — кажется, он был сильно уменьшенной копией этого самого аэроплана. В всяком случае, я узнал сине-бело-красные круги на крыльях и черного кота с желтым бантом, нарисованного на хвосте, такое ни с чем не перепутаешь! Мой волшебный щит, о котором я успел было позабыть — все эти дни он болтался на своем шнурке где-то над моей головой, ничем не напоминая о своем существовании — забеспокоился и полез меня защищать: на всякий случай, я полагаю… Щит занял выжидающую позицию напротив моего лица, так что я не успел как следует рассмотреть загадочный аэроплан. Через несколько секунд мой защитник убедился, что опасность мне не угрожает, и вежливо переполз повыше, но никакого аэроплана я уже не увидел — только небольшое серебристое пятнышко, почти неразличимое на фоне такого же серебристого неба.
— Да ты, брат, паникер! — Весело сказал я щиту. — Не дал мне посмотреть на самолетик…
Собственный голос порядком меня удивил: он был хриплым и каким-то безжизненным.
Впрочем, я тут же вспомнил, что просто давно им не пользовался — кажется, еще никогда в жизни мне не удавалось молчать так долго!
Потом я с удивлением обнаружил, что меня наконец-то посетили простые человеческие желания: мне вдруг захотелось есть и спать, более того — мне еще и в туалет приспичило!