— Я больше не могу сидеть на месте. Не могу ждать. Что-то тянет меня вперед — наверное, твое хваленое «непознаваемое»…
— Как скажешь. — Усмехнулся он. — Это твоя битва, тебе и решать!
На рассвете я огляделся, и с изумлением понял, что еду по окраине Берлина — по той самой улице, по которой я плутал ранним утром пятого мая. Ну да, конечно: я вернулся туда, где все началось — по крайней мере, для меня. В этом была какая-то дебильная логика, пугающая и озадачивающая — как когда-то в детстве меня испугал и озадачил нехитрый фокус с лентой Мебиуса.
«Вот оно, место Последней Битвы! — Ошеломленно подумал я. Внезапно мне стало весело. — Что ж, оно ничем не хуже и не лучше других! По крайней мере, Берлин не упоминается ни в одном из известных мне предсказаний, и это уже неплохо…»
— Знаешь, где мы? — Спросил я оказавшегося поблизости Анатоля.
— Что ж, оно ничем не хуже и не лучше других! По крайней мере, Берлин не упоминается ни в одном из известных мне предсказаний, и это уже неплохо…»
— Знаешь, где мы? — Спросил я оказавшегося поблизости Анатоля. — Это Карлсхорст — восточная окраина Берлина. Вернее, юго-восточная… Ты здесь никогда не был?
Он равнодушно помотал головой, огляделся по сторонам и вдруг оживился.
— Надо прочитать какую-нибудь воодушевляющую лекцию Герингу и его коллегам.
Насколько я понимаю, у них есть дурная привычка проигрывать битву за Берлин.
Раньше это было их личное дело, но предстоящую битву за Берлин им прийдется выиграть — не знаю уж, у кого, но выиграть непременно!
— Мне нравится твое настроение. — Одобрительно сказал я. — Где ты им разжился?
— Там, где нас нет, Макс, — улыбнулся он, — где же еще?
— Макс, — позвала меня Афина, — ты тут?
— Во всяком случае, мои ощущения не противоречат этому утверждению. — Хмыкнул я и внимательно посмотрел на нее. Она показалась мне спокойной, немного надменной и равнодушно-веселой — как всегда, словно ничего не случилось с нами сегодня ночью неведомо где… и словно нам не предстояло заглянуть в самую глубокую бездну в ближайшие часы. Что ж, это было правильно… Мне оставалось только порадоваться силе ее неукротимого духа и постараться хоть немного походить на эту удивительную сероглазую — то ли богиню, то ли все-таки женщину!
— Хорошо, если так! — Рассмеялась она. — Тут ко мне привязался какой-то странный человек: он говорит, что мы все делаем не так… А он, дескать, знает, как правильно!
— Ну да, — вздохнул я, — мне всю жизнь везло на таких специальных ребят, которые приходят черт знает откуда, делают умное лицо и говорят, что «знают, как правильно»…
Впрочем, ничего удивительного: этим грешит большая часть человечества!
— Это другой случай. — Перебила меня Афина. — Этот человек говорит, что он своими руками записал все речи нашего доброго друга Одина, и все такое… Мне показалось, что тебе будет интересно его выслушать.
— Скорее уж это будет интересно Одину. — Равнодушно откликнулся я.
— Я тоже так сначала подумала. Но к нему сейчас не подступиться. Не знаю уж, на что он уставился своим внутренним взором, но отвлечь от этого зрелища его совершенно невозможно.
Я тем временем переварил информацию и с удивлением понял, что мое любопытство все еще при мне.
— А как его зовут, этого дядю? Если он действительно «записал» речи Одина, его должны звать Снорри…
— У него и спросишь! Вот он. — Афина бесцеремонно ткнула пальцем себе за спину. Там обнаружился невысокий крепыш средних лет, угрюмый и бородатый.
— Я Снорри Стурулсон. — С достоинством сообщил он. — Но откуда тебе известно мое имя?
— Господи, вот уж не думал, что нам доведется познакомиться! — Рассмеялся я. — Можете себе представить, в свое время я прочитал все, что вы написали, правда, в переводах…
Был в моей жизни такой странный период.
— О, да ты знаешь грамоту! — Одобрительно отметил он.
— А по мне не заметно? — Я уже веселился вовсю — вот уж не подумал бы, что такое возможно!
— Ты знаешь, что все идет не так, как было предсказано? — Требовательно спросил Снорри.
— Догадываюсь. — Легкомысленно фыркнул я.
— Еще можно попробовать исправить положение. — Оптимистически сообщил он.
— У меня с собой свиток, где записано «Прорицание Вельвы». Там ясно сказано, как все должно быть… Многое уже невозможно изменить, но если Один все-таки схватится с Фенриром, и Тор подоспеет вовремя, чтобы вступить в битву с Ермугандом, все пойдет как надо.
Тебе же следует подумать о том, как погасить солнце. И может быть, тебе следует оседлать Мирового Змея? В пророчестве ни о чем таком не говорилось, но такой поступок придаст тебе величия… Если хочешь, мы можем вместе перечитать речи Вельвы и подумать, что еще можно исправить.
— Спасибо, не надо. — Улыбнулся я. — Я приблизительно помню, что там было. И изо всех сил стараюсь сделать все наоборот. Рад, что ты это заметил: значит, мои труды не пропали даром!
— Ты стараешься сделать наоборот? — Изумленно спросил Снорри. — Но почему?
— Потому что мне не нравится пророчество вашей Вельвы. — Честно сказал я.
— Чего только баба сдуру не наболтает! И не только мне. Одину оно тоже не нравится.
Собственно говоря, это была его идея — сделать все наоборот. Возможно, я для вас — не бог весть какой авторитет, но ему-то вы доверяете?