Здоровенный плюшевый пес, который, тем не менее, вел себя как самый настоящий живой домашний любимец: он крутился под ногами, пытался водрузить свои комичные толстые лапы на плечи Одина и восторженно повизгивал.
— Оставь меня в покое, волчий корм! — Сурово проворчал Один. — Еще, чего доброго, перемажешься моей кровью — кто ведает, во что ты тогда превратишься! Хватит с нас и тех чудовищ, которыми населил мир безумец Лодур…
— А может быть, это пойдет ему на пользу? — Рассеянно осведомился Марлон Брандо (у меня пока в голове не укладывалось, что его тело — всего лишь вечерний туалет Афины Паллады).
— Может быть. — Хмуро согласился Один. — Впрочем, этому отродью ничто не поможет стать настоящим зверем… Знаешь, Паллада, я бы не отказался от хорошего ужина — желательно, в твоей компании. У меня был трудный день.
— Мне как раз очень хотелось спросить, где ты пропадал. — Кивнул Марлон Брандо, слегка пригибаясь, чтобы войти в древнее строение. Один последовал за ним, согнувшись чуть ли не вдвое. Внутри помещения было гораздо светлее: здесь горели немногочисленные, но яркие факелы. Я увидел неровные каменные ступеньки, ведущие вниз: судя по всему, маленький храм был не жильем, а чем-то вроде холла — всего лишь входом в просторное подземелье. Мои новые знакомцы торопливо спускались вниз, игрушечный пес вприпрыжку следовал за ними, отчаянно мотая здоровенными ушами.
— Я вызвал сюда всех своих валькирий, — на ходу говорил Один, — потом за полдня облетел с ними все амбы. Убеждал твоих многочисленных родичей, что теперь они нуждаются в хорошей охране. В конце концов, все согласились с моими доводами: смерть Диониса и Афродиты сделала их более сговорчивыми. Да и Арес мне здорово помог: он не постыдился рассказать остальным, что мои воительницы спасли его шкуру.
У него все задатки благородного мужа: он даже готов говорить правду, когда это может принести пользу его друзьям… Только у твоего отца хватило мудрости не вступать со мной в бессмысленные пререкания. Зевс сразу же согласился впустить в свой дом восьмерых валькирий. Даже поблагодарил меня за помощь, в отличие от некоторых…
— Скорее всего, он просто надеется весело провести в их объятиях несколько ближайших ночей! — Фыркнул Марлон Брандо.
— Ну, пусть надеется. — Снисходительно хмыкнул Один. — До сих пор это не удавалось никому, даже мне!
— А ты пробовал? — Не без ехидства спросил Брандо.
— Снисходительно хмыкнул Один. — До сих пор это не удавалось никому, даже мне!
— А ты пробовал? — Не без ехидства спросил Брандо.
— А как ты думаешь! — Расхохотался Один. — Но они обладают удивительным даром ускользать из объятий…
— Так где-то там еще и Зевс сидит! — Растерянно сказал я Джинну. — Шарахнет он меня молнией по темечку, чует мое сердце!
— Какое тебе дело до его молний, Владыка? — Равнодушно откликнулся Джинн.
— Ну да, конечно… Все не могу привыкнуть к мысли, что я такой крутой парень! — Фыркнул я и снова уставился на экран. В течение нескольких минут мне пришлось наблюдать, как Один моет руки. У меня сердце кровью обливалось: эти, с позволения сказать, «боги» не имели ни малейшего представления о хорошей сантехнике, и вообще о сантехнике, как таковой.
Вместо душа (или хотя бы умывальника) бедняге Одину пришлось довольствоваться примитивным тазиком — правда, за обладание этим сосудом любой антиквар охотно заложил бы душу дьяволу! Какое-то невероятное существо поливало ему на руки из кувшина. Приглядевшись, я понял, что это был каким-то чудом оживший игрушечный ежик гигантских размеров, с трогательными коротенькими лапками. В отличие от плюшевого пса, которого я уже видел раньше, ежик вел себя не как избалованный домашний зверек, а как настоящий денщик: он ловко орудовал кувшином и полотенцем и даже что-то ворчал себе под нос — я не разобрал, что именно.
Один тщательно вытер руки, отдал полотенце игрушечному зверьку, пересек короткий коридор и вошел в просторное помещение. Там было светло, как днем.
Марлон Брандо лежал на узкой кушетке, устланной тонкими покрывалами, и равнодушно созерцал низенький столик плотно уставленный многочисленными мисочками и кувшинами. В сероокую богиню, на которую мне было чертовски любопытно взглянуть, он так и не превратился. Один уселся в высокое резное кресло — кресло сразу же стало похоже на трон: все-таки у этого грозного дяди был такой величественный вид — римские кесари могут пойти в уборную и тихонько поплакать от зависти! — и тут же приступил к вдумчивому исследованию содержимого одной из мисок.
— Амброзию небось жрет! — Ехидно хмыкнул я. — А запивать будет нектаром.
Во люди живут!
Из разговора этой парочки я узнал массу интересных вещей — правда, я не так уж много понял. Они озабоченно обсуждали какого-то загадочного «убийцу с веретенами», от руки которого уже приняли смерть Дионис и Афродита, и другого, не менее загадочного парня, который умудрился благополучно удрать после сражения с Марсом и большой компанией разгневанных валькирий. Они называли его «пернатой змеей», что вызывало у меня какие-то смутные литературные ассоциации, но поначалу я не стал это обдумывать: меня увлекла беседа мифических существ, легенды о которых так очаровывали меня в детстве. И еще меня совершенно ошеломила их уязвимость: уж чего-чего, а узнать о том, что кто-то из богов-Олимпийцев может быть убит таинственным злоумышленником, я никак не ожидал! «Тоже мне, бессмертные!» — Сочувственно подумал я, с удовольствием вспоминая бесстыдное количество собственных запасных жизней.