Среди жителей этих мест было на удивление много мастеров сочинять страшные истории, которые так любят читать их соплеменники. Эти бедняги смертные, из числа тех, что любят толочь воду в ступе, все недоумевали: и почему это маленький штат Мэн подарил миру так много писателей…
— Так что, эта мрачная земля породила много скальдов? — Рассмеялся я. — Славно!
Вместо того, чтобы дрожать от страха, или предаваться унынию, они просто слагали истории, способные напугать жителей других мест, какие молодцы…
Нет, все-таки они были не безнадежны, эти недолговечные обитатели Митгарда!
Не зря я тратил столько времени, чтобы их растормошить!
— Ты настоящий безумец, Хрофт! Только тебе могло прийти в голову, что умение складывать истории о событиях, которые никогда не происходили, может оправдать бессмысленное существование смертных! — Горько усмехнулась Афина.
— Я не безумец. — Холодно сказал я. — Это ты не видишь дальше собственного носа, Паллада. Знала бы ты, сколь причудливые вещи случаются во Вселенной, когда хороший скальд переплетает слова, обратив лицо к небу!
— Ладно, что толку с тобой спорить… В любом случае их больше нет, этих твоих «скальдов» — ни плохих ни хороших! А мы уже пришли. Видишь? Это и есть вход в обитель мертвых.
Видишь? Это и есть вход в обитель мертвых. Уж он-то ни капельки не изменился, к сожалению!
Навстречу нам гостеприимно оскалился темный провал. Это не было похоже на пещеру, яму, или дверь — даже на дверь, открытую в темноте. Просто пятно абсолютной пустоты, словно грубая заплата на тонкой ткани реальности. Афина нерешительно затормозила на самом краю, пропуская меня вперед. Вот уж не подозревал, что Олимпийцы настолько привязаны к скучноватой упорядоченности Серединного мира! Все-таки они были подобны мне и моим родичам — при всем их несовершенстве… Афина робко топталась на пороге иной реальности, как обыкновенная юная ведьмочка из смертных. Я решил не растягивать удовольствие, взял ее за руку и шагнул в темноту. Наши ноги тут же увязли в прибрежном иле.
Темная речная волна лизнула мой сапог, словно пробуя его на вкус, и неохотно отползла назад.
— Это Стикс. — Вздохнула за моей спиной Афина. Она не спешила отнимать у меня свою руку: видимо, ей все еще было не по себе. — Тебе повезло, Хар. — Завистливо добавила она. — Хорошо быть своим в мире мертвых!
— Хорошо, или плохо — во всяком случае, мне не с чем сравнивать… Ну, и где этот ваш хваленый перевозчик?
— Наверное, надо немного подождать. — Неуверенно предположила она. Зябко поежилась:
— Холодно здесь… Не нравится мне все это. Я ведь бывала в этих местах и прежде. Не могу сказать, что мне здесь так уж нравилось, но меня никогда не пугали воды Стикса. Скажу тебе больше: до сих пор я вообще не знала, что подразумевается под словом «страх». А теперь знаю. Мне не нравится это знание — не для меня! Что происходит с нами, одноглазый?
— Дионис умер, Зевс с трудом просыпается по утрам, я умоляю собственные руны подарить мне надежду, а величайшая из воителей содрогается от страха… Мы становимся слабыми, Паллада. — Зло сказал я. — Ты только заметила?
— До сих пор мне удавалось думать, что эти печальные перемены происходят с другими — с кем угодно, только не со мной! — Неохотно призналась Афина. — Да, ты прав, все мы теряем силу, и я в том числе. Ненавижу тебя, Один. Ну почему ты не родился дураком, который мог бы просто сказать мне: «не знаю»?!
— Может быть я и родился дураком, Нике. — Примирительно сказал я. — Просто с тех пор прошло много времени… Вышло так, что я успел здорово поумнеть, ты уж не обессудь!
— Оно и к лучшему! — Неожиданно рассмеялась Афина. — Хороша я была бы, если бы скиталась по Тартару в компании дурака! С тобой, по крайней мере, не слишком скучно… Смотри, а вот и Харон!
От противоположного берега реки действительно отчалила какая-то жалкая лодчонка. Она приближалась к нам на удивление быстро.
— Хороший гребец этот Харон. — Уважительно заметил я.
— Ну да. Это же единственное, что он умеет делать, было бы странно, если бы он и это делал плохо! — Усмехнулась она. Потом нахмурилась:
— Подожди-ка! Никакой это не Харон, его бы я узнала… Глазам своим не верю!
Да это же сам Аид, собственной персоной. Как такое может быть?!
— Все может быть, когда мир стоит на краю. — Равнодушно сказал я, усаживаясь на мокрый песок. — Чему ты удивляешься?
— Всему! — Решительно ответила она. — Твое глубокомысленное «все может быть» — это единственное объяснение, на которое я могу рассчитывать?
— Зачем тебе мои объяснения? Через несколько минут твой родич будет здесь и сам расскажет тебе, что происходит.
— Миролюбиво сказал я.
— Твоя правда, наимудрейший. — Печально усмехнулась она, усаживаясь рядом. Потом неожиданно рассмеялась:
— Знаешь, Один, в этой истории есть один положительный момент: я терпеть не могла этого проходимца Харона!
— А что, твой дядюшка тоже мнит себя великим певцом, вроде этого красавчика Аполлона? — Насмешливо спросил я, прислушиваясь к обрывкам какой-то тягучей песни, долетавшим до моих ушей. — На его месте я бы не слишком усердствовал! — У Аида явно не было музыкального слуха, да и голос оставлял желать лучшего: он то и дело срывался на хриплый фальцет подобающий разве что безусому юнцу.