древние князья, находясь в таких же отношениях, думали только о волостях? Под 1195 годом один из Ольговичей, видя возможность осилить
Мономаховичей, пишет к своему старшему в Чернигов: «Теперь, батюшка, удобный случай, ступай скорее, собравшись с братьею, возьмем честь свою».
Не говорит же он: возьмем волости, добудем Киева!
В 1867 году вышла книга г. Сергеевича: Вече и князь. Автор говорит: «Несмотря на неполноту наших летописных источников, они представляют,
однако, указания на существование веча не только во всех главных городах, но и в очень многих из городов второстепенного и даже третьестепенного
значения». Затем автор начинает перечислять все известия о вечах. Но такой неосторожный прием не ведет к цели.
Мы знаем, что в наших источниках слово вече употребляется в самом широком, неопределенном смысле, означает всякое совещание нескольких лиц и
всякое собрание народа; следовательно, надобно обращать внимание на то, при каких обстоятельствах упоминается о народном собрании и его
решениях, но, главное, надобно смотреть на дело исторически, следить за развитием веча, за условиями, способствовавшими его усилению или
ослаблению, а не собирать из различных эпох известия о явлении и заключать, что оно было повсеместно. Первое известие, приводимое г. Сергеевичем
о вече, относится к 997 году: «Белгородцы должны были выдержать продолжительную осаду печенегов. Когда все запасы истощились, а помощи от князя
не предвиделось, они сотворили вече и решили сдаться». Город в страшной опасности покинут на время без помощи, предоставлен самому себе, и вот
жители его собираются и решают сдаться. Но спрашивается: в каком городе, в какой стране и в какое время при подобных условиях мы не будем иметь
права предположить то же явление? Если начальник школы бросит в минуту опасности вверенных ему детей, то первым делом последних будет собраться
и толковать о том, как быть. Теперь пойдем путем историческим. Первое известие, приводимое г. Сергеевичем, относится к 997 году, а второе — к
1097 году. В продолжение 100 лет автор не мог отыскать известия о вече! Для историка это имеет важный смысл. С конца XI века о вечах начинаем
встречать более частые упоминания; что же это значит? Это значит, что явилось благоприятное условие для усиления веча; и действительно,
благоприятное условие налицо: это родовые счеты княжеские с своим следствием — усобицами. Во время этих счетов и усобиц князья, воюя друг с
другом, стараются поднять народонаселение известных городов против князя их, склонить его на свою сторону; народонаселение или остается глухо к
этим внушениям, или склоняется на них — явление обычное во все времена, у всех народов, из которого о повсеместном развитии вечевого быта ничего
заключить нельзя. Наполеон I во время нашествия на Россию также делал нашему народу разные внушения, но кому придет в голову от этого поступка
заключить к формам быта нашего народа в 1812 году? А наши исследователи именно это делают, заключая из известий о подговоре городских жителей
враждующими князьями к развитию вечевого быта этих городов.
Наполеон I во время нашествия на Россию также делал нашему народу разные внушения, но кому придет в голову от этого поступка
заключить к формам быта нашего народа в 1812 году? А наши исследователи именно это делают, заключая из известий о подговоре городских жителей
враждующими князьями к развитию вечевого быта этих городов. Историк заметит, что частое повторение подобных подговоров в известных городах,
частое повторение случаев, где горожанам давалась возможность самим решать свою участь, должны были развить вечевой быт, привычку к вечам, но
никак не позволит себе заключать, что это развитие было повсеместное, ибо если какому нибудь городу во время своего существования случилось раз
принять самостоятельное участие в решении своей судьбы, то этот один случай не может установить новой привычки и уничтожить старую; а в чем
состояла старая привычка, — об этом свидетельствует знаменитое место летописи, что к вечам привыкли главные, старшие, города, а младшие,
пригороды, привыкли исполнять решения старших: «На чем старшие положат, на том пригороды станут». Пока существует это место в летописи, до тех
пор будет непоколебимо основанное на нем объяснение происхождения нового порядка вещей на севере из этого отношения старых и новых городов. Г.
Сергеевич в своем стремлении приписать вечевой быт младшим городам цитует известие о народных волнениях в Москве: одно — относящееся к XIV, а
другое — к XV веку; в обоих случаях жители взволновались, покинутые правительством; мы опять обращаемся к нашему сравнению и утверждаем, что
даже и дети в школе сделали бы то же самое, если бы были покинуты своим надзирателем. Но почему же г. Сергеевич не пошел дальше, не указал на
волнения москвичей в царствование Алексея Михайловича и потом в XVIII веке, во время чумы? Явления совершенно однородные! Неужели потому, что
слово вече для обозначения этих явлений уже вышло из употребления?
Но он указывает же вечевые явления и там, где это слово не употреблено. Он относит к вечевым явлениям и восстание северных городов против татар,