— Но я уже много раз плавал в такую погоду, и все кончалось хорошо.
— Не желаю, чтобы кончилось плохо именно при мне.
Их легкий спор разрешился сам собой.
Николай Николаевич отправился к коменданту за лыжными ботинками для Бэра, а когда возвращался назад, увидел в относительной дали силуэт лыжника. Откуда мог взяться лыжник при отсутствии жилья на двадцать километров кругом, он не знал. Поэтому остановился, чтобы приглядеться внимательней.
«Уж не весть ли какую принес?» — подумал с тревогой Николай.
Лыжник шел неторопливо, но вполне ходко и скоро въехал на их улицу.
При ближайшем рассмотрении он оказался лыжницей. Ее вид, в черной широкой юбке поверх коричневых фланелевых, возможно мужниных, шаровар, был забавен. За спиной у нее был небольшой зеленый линялый рюкзачок.
— Твой иностранец тут? — спросила баба Марфа, остановившись рядом. — Чаем угостите?
Пока она расстегивала крепления, Николай старался не показывать озабоченности.
— Чаем — это запросто. Чаю у нас много. Иду ставить. Второй этаж, квартира четыре, — сказал он как можно веселей и заторопился предупредить Бэра.
— Мистер Бэр, к вам гости, вернее, гостья, — сказал он, бегом поднявшись по лестнице со ставшими ненужными лыжными ботинками в руке и постучав в дверь.
— Ко мне? — с недоумением спросил Бэр. — Что вы стоите за дверью, входите.
— Ваша знакомая.
Бэр, сидевший за столом с книгой, мгновенно вскочил, выбежал на площадку и бегом спустился по лестнице.
— О да! О да! Марта! — услышал Николай его громкий голос. — Ты моя девочка!
По-видимому, это был весь набор русских слов, которые Бэр сумел вспомнить к месту.
Николай не спеша стал спускаться к ним, чтобы предложить себя в качестве переводчика. Эта старуха и сейчас оставалась для Бэра девочкой.
Они стояли обнявшись, «домиком», словно два старых дерева, которые уже могут держаться лишь опираясь друг на друга.
— Я вам пишу, чего же болин, что я могу еще сказать, — ласково выговаривал малопонятные русские слова мистер Бэр.
— Скажите ему, что я сразу его узнала, как только увидела, — попросила баба Марфа, оставаясь в объятиях Бэра и повернув голову к Николаю.
— Скажите ему, что я сразу его узнала, как только увидела, — попросила баба Марфа, оставаясь в объятиях Бэра и повернув голову к Николаю. — Да-да, я сразу тебя узнала, Фридрих!
— Скажите ей, что это я сразу ее узнал! И я тоже храню ту самую фотографию! — попросил почти одновременно с нею мистер Бэр.
Николай перевел с русского на английский и наоборот и пошел вслед за ними наверх, оставив лыжи бабы Марфы на площадке первого этажа.
— Ну вот и встретились. Вот уж не ждала так не ждала! — приговаривала баба Марфа. — Вчера весь день места себе не находила. А ночью решила: соберусь и поеду, будь что будет! У тебя есть где переодеться?
— У нас есть ванная. — И Николай показал дверь.
Баба Марфа, прихватив рюкзачок, довольно быстро переоделась в ситцевую цветастую юбку с блузкой и приобрела почти светский вид.
— Вот уж не ждала, что увидимся, — повторила она. — Я думала, ты меня забыл совсем.
— Лучше скажи, почему ты меня тогда обманула? Я ведь ждал тебя больше часа, а потом подошел к твоему дому. Но мне сказали, что ты уже уехала.
— Дурачок! Ты что, до сих пор не понял? Меня же арестовали! Ты когда стоял около дома, у нас как раз шел обыск. Я даже твой голос слышала!
— Но я тебе писал!
— Ага. Только я-то в тюрьме сидела.
— Ты была в тюрьме? — изумился Бэр. — Что ты городишь, Марта! За что было тебя сажать в тюрьму? Ты же была школьницей!
— За что, за что?! — передразнила баба Марфа. — За то, что с тобой гуляла! Вот за что! У нас в те дни всех девчонок перехватали, которые с вашими ходили. За шпионаж. Будто бы мы вам выдавали военные тайны.
— Какие еще военные тайны?! — Мистер Бэр слегка отодвинулся и несколько секунд молча с немым изумлением смотрел на Николая Николаевича, как бы желая получить от него подтверждение, что такое было возможно.
— Да, — подтвердил, грустно улыбнувшись Николай Николаевич, — в моей семье тоже происходило кое-что похожее.
— Да ладно, — проговорила баба Марфа, — что вспоминать старое. Ты лучше скажи, ты-то женат?
— Я? — И Бэр гордо выпрямился. — Я был женат трижды.
— Ну ходок! — радостно удивилась баба Марфа. — Трижды! А дети, дети были?
— Четыре дочери. Старшей — пятьдесят, а младшей — двадцать пять. Сейчас со мной живут внучка и младшая дочь. Ее зовут Марта. В твою честь.
— Ну-ну, так уж и в мою… Ой ходок! Я-то как вышла замуж сразу после лагеря, так весь век при своем благоверном. А ты, значит, трижды?! Или все лучше меня искал.
— Лучше тебя, Марта, не было никого. Я даже сейчас приехал в Мурманск, чтобы найти твою могилу…
— Чего он городит? — переспросила баба Марфа у Николая. — Тьфу ты, Господи! Какую еще могилу?
— Мистер Бэр, видимо, считал, что вас… — начал было объяснять Николай Николаевич и приостановился, подыскивая какой-нибудь более деликатный оборот.
— С чего мне умирать-то? — удивилась баба Марфа. — Кто после меня станцию станет стеречь, ты соображаешь? Я мужу слово дала — не съеду с того места, пока станцию не откроют заново!
Смешное и странное объяснение двух влюбленных, которые виделись пятьдесят семь лет назад, длилось несколько часов, и Николаю стало казаться, что он уже не нужен, что они и так могут понимать друг друга без посредника.
— Кто после меня станцию станет стеречь, ты соображаешь? Я мужу слово дала — не съеду с того места, пока станцию не откроют заново!
Смешное и странное объяснение двух влюбленных, которые виделись пятьдесят семь лет назад, длилось несколько часов, и Николаю стало казаться, что он уже не нужен, что они и так могут понимать друг друга без посредника. Ведь понимали же друг друга тогда.