Из трубки еще долго раздавались короткие гудки. Николай Николаевич держал ее в руке, сидя на стуле в прихожей.
— Коля, милый, ну что тебе дался этот Мурманск! — уговаривала Вика. — Ты же сам говорил, что тебя зовут в Ботанический институт.
Она не знала, что в Ботанический институт его уже никто не звал. И в Зоологический — тоже. Несколько месяцев назад был такой разговор. Но и эту возможность он потерял.
То был год, когда наука финансировалась едва-едва. И если кто выживал, то только за счет грантов. Еще в Голландии он тоже наметил несколько тем. И получил бы. Если бы бомж с Васильевского острова залез в поисках спиртного в другую машину. Или бы он разрешил милицейскому лейтенанту записать в протокол, что бомж залез в машину со своей бутылкой.
На стене Николай Николаевич прочитал объявление: «Требуется водитель с машиной». Наутро он уже встал в половине шестого, в шесть тридцать был у двери редакции рекламной газеты, загрузил «копейку» пачками печатной продукции и повез ее по точкам. Поиск адресов, включая развозку, занял два часа.
— Мы потому так и назначаем, чтобы вы успели на свою постоянную работу, — сказали ему накануне в редакции. — У нас все водители с высшим образованием работают — инженеры и кандидаты наук.
Постоянной работы у него не было, а газета выходила два раза в неделю.
— Послушайте, — спросил у него неожиданно сосед по лестничной площадке. — Как у вас с уикэндом?
— Не знаю. А в чем дело?
— Да видите ли, — смутился сосед. — Вы только не обижайтесь, если что… У нас тут жены кооператив организовали, по шитью курток. А продаю я один. Нам требуется второй человек. Работа под крышей, на ярмарке по выходным в Спортивно-концертном, у парка Победы. «Мерседес» не купите, но хлеб с «воймиксом» будет. Даже на пиво.
— Я с женой посоветуюсь, — ответил Николай Николаевич и вдруг почувствовал, как глуповато прозвучали эти слова.
— Только быстро. Я вам просто по-соседски, а так-то человека сейчас найти легче легкого, у нас любому из отдела только свистни.
Все же он выдержал паузу, позвонил Вике в библиотеку.
— Коленька, я не знаю. Мы бы и так как-нибудь протянули, вдруг тебя в Мурманск срочно потребуют. У меня просто сердце разрывается, когда я думаю, как ты мучаешься…
Он тут же позвонил в дверь к соседу и бодро проговорил:
— Жена одобрила, начальник. Когда приступать?
— А послезавтра, в субботу. В девять утра загрузимся товаром — и полный вперед. У нас там два лотка куплено.
Теперь, по крайней мере, он не был в своей семье нахлебником.
Так прошло лето. А в начале сентября он снова позвонил в Мурманск.
— Приезжайте, что с вами поделаешь, — ответил Павел Григорьевич со вздохом, словно принимал умопомрачительно трудное решение.
— Приезжайте, что с вами поделаешь, — ответил Павел Григорьевич со вздохом, словно принимал умопомрачительно трудное решение. — Есть одна единица. Но только мэнээсом. Как, согласны? Тогда в начале недели будьте здесь, а то и ее кому отдам.
Зигзаг судьбы
— Извините, вы ведь Горюнов? — подошла к нему строго одетая дама из оргкомитета, когда все вышли на перерыв и кучковались вокруг длинных столов с кофе, водой и бутербродами. — С вами хочет познакомиться господин Фредерик Бэр. — И она кивнула в сторону длинного человека с рыжей, но уже седеющей бородкой. Господин Фредерик Бэр в это время беседовал с московским академиком Новожиловым. — Вам переводить или вы справитесь сами?
— Думаю, что управлюсь.
— Пойдемте, я вас представлю… — И она, ловко лавируя между группками закусывающей публики, устремилась к господину Бэру. Так что Николай Николаевич успевал за ней с трудом.
— Мистер Бэр, это — господин Горюнов.
Академик Новожилов как раз отговорил свое, увидел другого интересного собеседника и стал энергично продвигаться к нему. А Николай Николаевич постарался бросить незаметный мгновенный взгляд на бейджик мистера — закрепленную на пиджаке табличку с фамилией и прочими данными. «США. Штат Аляска. Международный институт экологических исследований», — прочитал он.
Так вот какой этот Фредерик Бэр! Уж сколько лет он читал и его статьи, и книги, которые у нас так и не удосужились перевести, читал в Голландии по-английски. Но только он воспринимал его имя как Фридрих Бар. Сколько же ему лет?
— Мне писал о вас доктор Фогель, господин Горюнов. Как сейчас ваши дела? Я был очень рад увидеть ваше имя в программе…
Что ему было рассказывать про дела! Этот человек, один из олимпийцев, скорей всего, ничего бы и не понял из их нынешних столь мелких и суетных дел…
— Спасибо. Я с давних времен и с неослабевающим интересом читаю ваши труды, доктор Бэр.
— Бедняга Фогель писал мне о ваших бедах. Он принял их близко к сердцу…
— Я с благодарностью вспоминаю работу с доктором Фогелем. Это было большое счастье работать с ним рядом!
Вежливые, но ни к чему не обязывающие слова были сказаны. Теперь наступал решительный момент. Если только у доктора Бэра есть что предложить русскому коллеге Горюнову…
— Доктор Горюнов…
Николай Николаевич мог бы заметить, что это только в заграничной интерпретации, где профессорами называют наших доцентов, он — доктор. На самом же деле сам пока не может понять, кто он нынче, но стоило ли вдаваться в тонкости…