А пока у него есть прежняя мальчишкина фотография. И можно начать с нее. Прямо сегодня!
Каждому, кто прочтет
В этот день плакали во многих петербургских квартирах. По телевизору снова рассказывали о криминальном убийстве. На этот раз убили любимую телевизионную ведущую — молодую, красивую, женственную. В городе, который время от времени называли криминальной столицей, ее лицо, ее голос, ее уютная милая интонация внушали мужчинам и женщинам ощущение надежды на то, что в мире не все так уж плохо, что есть и сегодня в жизни тихая, спокойная и честная радость. И вот — убили, можно сказать, сам символ надежды.
Ведущая была убита при невыясненных обстоятельствах в собственном подъезде. Зачем и кому это понадобилось — было непонятно. Эксперты и комментаторы строили различные предположения и очень ее жалели. Тем более что у несчастной женщины всего несколько дней назад вроде бы погиб в Чечне сын, молодой солдат.
Все это тете Фире выложили соседи, едва она вошла в свою коммунальную квартиру. Но у нее было собственное горе.
Тетя Фира и сама только что вернулась с похорон. Она собиралась взяться за ужин, но снова вспомнила живую Ксюшеньку, какой та была совсем недавно молодой и красивой. Опустившись на минутку на обшарпанный табурет в своей комнате, она тихо проплакала весь вечер. Кот Васька, хорошо понимающий состояние хозяйки, появился из комнаты ее квартиранта Алексея Снегирева, запрыгнул к ней на колени и тыкался во влажные от утертых слез руки.
Некоторые люди, приближаясь к преклонному возрасту, патологически боятся всего, что связано с естественным концом жизненного цикла. Они уходят от любого упоминания о чужом нездоровье, кладбища объезжают за три версты и не пойдут хоронить даже собственную мать.
Эсфирь Самуиловна Файнберг, которой Бог подарил очень долгую жизнь, такими страхами не страдала. Когда-то молоденькой девчушкой во время страшной войны она была фронтовой медсестрой и столько навидалась несчастий, что перестала бояться чужих смертей и болезней. Она ходила на все печальные ритуалы: сначала хоронила старших подруг, фронтовых врачей, потом своих ровесников, а теперь вот — пришло время и к их детям.
Ксюшеньку тетя Фира знала и в самом деле с ее раннего детства. Да что там с детства, с момента ее неожиданного рождения. Тогда она работала тем, кем была всю жизнь, — хирургической медсестрой и пошла на именины к своей подруге, тоже медицинской сестре. У подруги заканчивался девятый месяц беременности, но это в тот вечер не мешало им веселиться. И подруга, которая была моложе тети Фиры почти на десяток лет, так лихо танцевала, что у нее начались срочные роды.
Когда приехала «скорая», встреченная на улице у подъезда мужем подруги, Ноем Авраамовичем, и вошел врач, тетя Фира уже держала на своих идеально вымытых руках попискивающую новорожденную девочку.
Страшное дело — старость, когда затрепанная записная книжка состоит из одних обведенных черной рамкой имен. Давно уже не стало и Ноя Авраамовича, и подруги, но Ксенечка — ее уход из жизни был большой несправедливостью! Особенно если учесть те радостные события, которые наступили у нее в последние месяцы.
Ксенечка, к которой тетя Фира три с половиной десятка лет относилась как к собственной дочери, неожиданно влюбилась. Она не называла имя того человека, но прозорливая Эсфирь Самуиловна предполагала, что это был доктор, лечебные сеансы которого Ксенечка посещала. Если молодая женщина звонит по телефону своему доктору и от одного только его голоса прямо на глазах расцветает, разве можно предположить что-либо другое!
Эсфирь Самуиловна дважды за эти месяцы навещала Ксенечку, и оба раза та звонила своему врачу. Врача звали Андрей Бенедиктович, и тетя Фира даже сама собиралась посетить его лечебные сеансы, потому что все уверяли: на женский организм они действуют оздоравливающе. В один из выходных она пристроилась к длиннющей очереди в кинотеатр, куда по воскресным утрам приезжали ради этих сеансов женщины со всего города, но тогда неожиданно полил дождь, и Эсфирь Самуиловна решила, что разумнее будет прийти как-нибудь в другой раз, в хорошую погоду, тем более что в немедленной медицинской помощи она не нуждалась, а пришла только из чистого любопытства.
Ксенечка в последние месяцы стала настоящей красавицей, даже голос ее сделался звонким, совсем не таким, каким был в недавние бесцветные годы. Эсфирь Самуиловна давно уже переживала от того, что молодая женщина, встретившись однажды с каким-то прохвостом, поставила крест на своей личной жизни. И радовалась, когда увидела, как она преображается от одного только телефонного разговора.
К старшему медицинскому персоналу тетя Фира относилась с неизменным уважением, хотя знала, что и среди них тоже встречаются люди с подпорченной репутацией. Но такому человеку не доверили бы проводить оздоровительные сеансы в большом кинотеатре, да еще в самом центре города, на Невском проспекте.
В Петербурге у Ксенечки, то есть Ксении Ноевны не осталось никого из близких родственников, и, когда она решила перевести свою приватизированную двухкомнатную квартиру в Фонд психического здоровья, которым руководил доктор Парамонов, тетя Фира ее одобрила.