Кое-какой сексуальный опыт у нее был. К тому же и современные книги на эту тему она тоже иногда просматривала. Однако для себя Анечка ничего в тот вечер не хотела, она делала все это только ради Костика. И когда они оказались совсем вместе, ласково и нежно помогла ему.
Но потом случилось неожиданное. Разжигая в нем желание раз за разом, она и сама не оставалась колодой бесчувственной. Ей даже не потребовалось, как она предполагала, изображать страсть. Это было нужно, чтобы ее Костик ощутил себя настоящим мужчиной. Мужчиной-то он себя ощутил. Но и она почувствовала себя настоящей любовницей.
Следующий день был воскресеньем, и накануне они думали, что поедут на лыжах в Токсово. Они уже лет восемь ездили туда в марте. Или в Комарове, за Щучье озеро.
Анна Филипповна проснулась под утро и с ужасом подумала о том, что случилось. Испугалась она не того, что произошло, — она по-прежнему считала, что все сделала правильно, испугалась она той первой минуты, когда Костик откроет глаза. Но тут же взяла себя в руки и, немного отстранившись от любимого его лица, стала раздумывать, как сделать, чтобы и он почувствовал, что все, что она наделала, — очень хороший и правильный поворот в их жизни.
Бедный, он даже похудел за эту ночь. И был поразительно похож на Диму Голубева. Тогда, шестнадцать лет и девять месяцев назад, она так же разглядывала его, проснувщись рано утром.
В середине дня они все-таки поехали на лыжах. Было яркое голубое небо, слепящее солнце и очень теплый, застоявшийся между соснами воздух. И ей хотелось не переставая улыбаться от счастья — так им было с Костиком легко и свободно. А когда, шутливо оглянувшись по сторонам, он прислонил ее к шершавому стволу сосны и поцеловал — как настоящий мужчина, у нее, как сказала бы Ленка Каравай, просто поехала крыша.
Однако когда-то она внимательно прочитала «Крейцерову сонату» Толстого и кое-что из нее усвоила. Да и современные книги предупреждали о мужском пресыщении как о самом страшном. Поэтому вечером она постелила Костику на его диване и, нежно поцеловав, ушла на кухню читать некий труд под названием «Как стать телезвездой».
Начиналась ее новая жизнь.
Мужчин можно делить еще и так: на тех, от которых сразу при виде молодой женщины исходят флюиды, и на тех, которые равнодушны, словно их кастрировали уже при зачатии.
Бравый светловолосый кудрявый майор несомненно относился к первому типу.
— Не знаю, что мне с вами делать, — говорил он Анне Филипповне. И взгляд его был вполне откровенным. — Сначала вы нас, военных, ругаете со своих экранов, а потом просить приходите за своих сыновей.
И взгляд его был вполне откровенным. — Сначала вы нас, военных, ругаете со своих экранов, а потом просить приходите за своих сыновей.
«Значит, узнал», — поняла она.
— Я вас не ругала никогда. — Анна Филипповна изо всех сил старалась, чтобы ее улыбка не показалась жалкой.
— О вас я не говорю, вас я с удовольствием разглядываю. Как прихожу домой, так вас и включаю…
Она это знала. С каждым месяцем ее «включало» все больше мужчин. Забавно, что ее рейтинг неуклонно прирастал именно за счет мужской части телезрителей.
— Так хочется вам помочь! — почти искренне сокрушался майор. — Прямо хоть на должностное преступление иди…
— Ну так и помогите! Если какие бумаги надо, я принесу…
— Да что бумаги. У нас их вон — целые шкафы. — И майор показал на многочисленные дверцы за своей спиной.
Анна Филипповна видела, что он тянет, просчитывая все обстоятельства.
Наконец он решился.
— Ну, не знаю, согласитесь ли вы… Эту ситуацию так просто с кондачка не разрубить. У меня дома в эти дни ремонт, я ночую у приятеля, у него квартира пустая. — Взгляд его можно было назвать предельно откровенным.
Анна Филипповна понимающе кивнула.
— Давайте обсудим это дело вечером, так сказать, в тесном кругу. В двадцать часов подойдете, если я вам продиктую адресок?
Все просто и ясно. Так сказать, нормальный бартер: я тебе дам две недели для утряски дел твоего сына — просто переложу его документы из одной папки в другую, чтобы ты его успела освободить от призыва, а ты сегодня со мной ляжешь на кушетку приятеля. Майор потом бы с деланным равнодушием рассказывал: «А-а-а, эта, с телевидения? С ней тоже спал. Да так себе, ничего бабец. Но ко мне же их очередь». И был бы прав. К нему в самом деле стояла очередь из еще не старых, годных к использованию матерей.
— Кстати, вас-то я знаю, что зовут Аня. Анна Костикова. А я — Федя.
Надо было соглашаться. В конце концов, ничего бы с нее не убыло. Одним мужиком больше, одним меньше. Но ее в тот миг как заколдобило. Два с половиной года назад — пожалуйста. Она бы так и поступила. А теперь не могла она изменить Костику. Ни с кем. Даже с тем, от кого как раз и зависела Костикова судьба.
— Нет, Федя. — Она тоже смотрела ему в глаза вполне откровенно. — Как раз сегодня никак не могу. Сегодня у меня съемки. Помогите уж так, если можете, без вечерней беседы.
— Ну не знаю, не знаю, — майор сразу потускнел, — ничего вам обещать не могу.
Конечно, надо было соглашаться.
Зато теперь она бы не впадала в панику, если почта от Костика задерживалась на несколько дней. И не думала бы ежесекундно с ужасом о том, чем ему грозило близкое будущее. А грозило Чечней.