Но парень в подпитии оказался приставуч и занудлив. Он вернулся за Николаем, а следом за ним вошел улыбающийся Наумыч. Он тоже был немного навеселе. У парня плескалась в стакане водка.
— Тебе оставили, — сообщил он. — Выпей, как человека прошу!
— Я ж говорю: он свою бочку выпил, — сказал Наумыч, пытаясь взять стакан с водкой у парня.
— Ты-то отлипни, я хочу Доктора угостить. Слышь, Доктор, — снова повторил парень, — как человека прошу, пойдем выпьем!
— Такому легче дать, чем остаться девушкой, — пошутил добродушно Наумыч.
Но парня эта шутка вдруг задела.
— Ах ты, сука! Шмази давно не пробовал? — пробормотал он, поставил криво стакан на край ближней тумбочки, так что тот обрушился на пол, и попытался провести ладонью с растопыренными пальцами по лицу Наумыча.
Наумычу, естественно, этот жест не понравился. Он отстранился и легко оттолкнул длинную руку парня.
Парень в ответ неуклюже протянул другую руку к горлу Наумыча. Тот, приняв боксерскую стойку, отбил руку и несильно врезал парню в скулу.
— Кончайте, парни! — успел выкрикнуть Николай.
Но было уже поздно.
— Значит, ты так! — обиженно проговорил парень.
Он немного пошатался, как бы раздумывая, потер скулу, а потом неожиданно ловко нагнулся и схватил единственный свободный табурет за ножку. Через минуту в комнате была уже смертельная свалка.
На шум из соседней комнаты выбежали продолжавшие выпивать соседи. Кто-то вступился за именинника, который уже размазывал по физиономии кровь, капавшую из носа, кто-то, наоборот, стал их растаскивать. В тесном пространстве комнаты как следует развернуться было трудно, и кончилось тем, что все повалились друг на друга.
Кто-то зычно захохотал, и, к счастью, свалка на этом закончилась. Все же кое-какие следы начавшегося было побоища на лицах запечатлелись. Не считая разбитого носа парня, у троих под глазами расплывались могучие синячищи. В том числе и у Николая.
На другой день Николая вызвал майор.
— Подождите, синяк хоть запудрим, — предложил Наумыч.
Хотя за процедурой наложения грима следила вся комната, подавая советы, кончилась она неудачно.
— Тут легче мозги запудрить, — ворчал Наумыч. Стесняясь фиолетово-черного фингала под глазом, Николай вошел в кабинет майора и доложился.
— Красив! Смотреть противно, — проговорил майор. — Садитесь и опишите подробно весь ход события.
И он положил на стол перед Николаем лист бумаги.
— Какого события? — с деланным удивлением спросил Николай.
— А то вы не знаете…
— Я и в самом деле не знаю…
— Да знаете вы все, — устало проговорил майор. — Учинили пьяную драку. Вон какой разукрашенный. Я-то собирался через месяц представить вас на сокращение срока. За примерное поведение и отличную работу. А теперь что?
— Но вы же знаете, я не пью… И драки не было.
— Не знаю. Откуда мне знать… Опишите подробности инциндента.
Он так и сказал — «инциндента», и Николай с трудом удержал себя, чтобы не поправить.
— Так не было ничего. А в том, что я не пью, вы могли удостовериться…
— Бросьте дурочку валять. Уж вам-то стыдно, Горюнов! Пишите, пока с вами как с человеком разговаривают. Я вам повторяю — через месяц решается ваша судьба, а вы тут как не знаю кто!
— Но мне и в самом деле нечего писать, — уныло повторил Николай.
— Хорошо. Коли так, подробно опишите обстоятельства, при которых получили свое легкое телесное повреждение. Лично вы.
Николай пожал плечами и написал на листке несколько строк. «Я, Горюнов Николай Николаевич, такого-то числа во время чтения журнала решил подняться с постели и, споткнувшись о ножку стола, ударился об угол тумбочки, чем нанес себе легкое телесное повреждение в виде синяка под глазом».
— Вот, — подвинул он листок к майору. — Все, что я мог написать.
— Так, значит! — И майор усмехнулся.
— Вот, — подвинул он листок к майору. — Все, что я мог написать.
— Так, значит! — И майор усмехнулся. — А вот соседи ваши показывают другое. — Он вынул из папки несколько страниц, исписанных крупными корявыми буквами, прикрыл ладонью подпись и прочитал: — «Зная про мой праздник, Горюнов стал показывать ко мне презрение и оскорблять меня сначала в устной форме, а потом в физической. Когда я намекнул ему на его плохое поведение, он встал с кровати и разбил мне нос». Вот как ваши товарищи показывают. — И майор вернул листки в папку. — Взрослые ведь люди! — проговорил он грустно. — А как пацаньё! Тюрьма по вам плачет. Идите, Горюнов. И не удивляйтесь, если на выездной сессии суда дело о сокращении вам срока рассматриваться не будет.
— Доктор, ты чего не такой? — заволновались соседи, когда он вернулся в комнату.
Николай лишь удрученно махнул рукой. Пересказывать дурацкое заявление именинника — нарываться на новый «инциндент». Тогда и в самом деле можно проститься с надеждой.
— Именинничек-то наш не прост, — лишь сказал он.
И соседи поняли все.
— Ну сука! — изумился один из недавно подселившихся жильцов. — Сам же заварил, и сам настучал.
— Только не тут, на улице поговорим, по-трезвому, — предложил Наумыч, — чтобы Доктору путевку на волю не смазать.
Пожилой, всегда спокойный человек с большой лобастой головой и седоватым ежиком подставил эту свою голову под проволочный нож полуавтомата, и нож в одно мгновение отрубил ее.