«Все. Я договорился, меня берут менеджером сети!»
Если бы Анна Филипповна вдумалась тогда в эти слова Костика, то наверняка поняла бы, чем они грозят.
Он все больше хотел ощущать себя настоящим мужчиной. Не сыном, но мужем. За два года он стал еще выше и еще шире в плечах. Она по-прежнему покупала себе вещи сорок четвертого — сорок шестого размера, а у него был пятьдесят второй — пятьдесят четвертый. Ее босоножки смотрелись рядом с его длинными, словно лыжи, туфлями как игрушечные.
Бывшие одноклассницы активно названивали ему, предлагая встретиться. Но пока у него была она и Интернет.
Они купили подержанный компьютер еще в десятом классе. Костик за несколько дней его освоил, потом ему подарили модем, тоже бэушный. С того времени он готов был жить в виртуальном пространстве целыми сутками. И кто-то из виртуальных приятелей предложил ему работу в фирме — администратором компьютерной сети.
Еще бы Костик не согласился! Весь последний год он искал возможности заработать. Даже сделал каким-то людям, пообещавшим за это двести долларов, сайт.
— Вообще-то за изготовление и размещение сайта платят сейчас больше тысячи долларов, но для начала хорошо и двести, — говорил он, просидев неделю за компьютером.
Только человек, который тот сайт заказывал, получив дискету с готовой работой, заплатил вместо двухсот долларов двести рублей, объявив, что и так дает свои личные, потому что его контора переселилась в Москву.
Анна Филипповна видела, как Костик страдал оттого, что не мог принести в дом серьезного заработка.
— Костик, милый, это все суета, — уговаривала она. — Денег все равно не бывает много.
Было лето. Съемочная группа уезжала на Соловецкие острова. Снимать телефильм по ее сценарию.
— Ты только не суетись, — советовал главный режиссер Миша, — и не слишком зарывайся. Такие удачи выпадают раз в жизни.
Она и сама это понимала. Под нее, без году неделю отработавшую на телевидении, отпущены бешеные деньги. Которых, правда, им едва-едва хватит на то, чтобы довести фильм до экрана.
Люди, смотрящие в своих квартирах телевизоры, вряд ли догадываются, почем нынче обходится каждая минута экранного времени. А если съемки натурные, то цены взлетают в несколько раз.
Но едва они обосновались на Соловках и начали снимать, пришла телеграмма: «Понедельник ухожу армию».
Она примчалась немедленно и увидела его виноватое лицо.
Оказывается, в тот же день, когда Костик подал заявление о переводе на вечерний, из военкомата в институт пришел запрос и Костика вставили в список лишившихся отсрочки. Военкомат, который никак не мог выполнить план по набору, сразу прислал повестку.
— Как же я так глупо лопухнулся! — ругал Костик самого себя. — Забыл, что с вечернего берут в армию.
Анна Филипповна бросилась к ректору. Тот лишь развел руками:
— Если он получил повестку, я уже помочь не в силах.
Все же ректор вызвал декана:
— Почему вы парня не предупредили об армии? Разве можно разбрасываться такими студентами?!
— Я думал, он уже отслужил, — стал оправдываться декан. — По виду он такой взрослый…
Общими усилиями они придумали простой выход.
— Уговорите людей из военкомата, чтобы они аннулировали повестку, ну, скажем, чтобы решили призвать не на днях, а хотя бы недели через две-три. Это они сделать в силах. А мы сразу его восстановим на дневном и дадим справку.
Но кто мог подумать, что кудрявый майор Федя уговаривался помочь только через постель.
У нее еще оставалась надежда. Главный режиссер Миша знал какого-то генерала в штабе округа и обещал нажать на все доступные рычаги. Но генерал оказался в отпуске.
А Костик в результате оказался в учебной части в Новочеркасске.
И она ежедневно молила Бога, чтобы он отвел ее Костика от Чечни.
И она ежедневно молила Бога, чтобы он отвел ее Костика от Чечни.
Поиски «кидалы»
Несчастье у Николая Николаевича было такое.
— Слушай, Горюнов, — сказал директор института, подписывая бумаги на отъезд для участия в конгрессе.
Обычно директор звал сотрудников на «вы» и по имени-отчеству, а переход на «ты» считался особым уровнем доверительности.
— Ты у нас человек в общении с этими людьми опытный… — Директор приостановился, подыскивая слова. А Николай Николаевич, решив, что речь идет об участниках конгресса, готов был молча согласиться. — Остальной наш контингент — просто лохи подзаборные, а ты все-таки пообтерся в том кругу… Короче, считай это поручением от всего института. По моим сведениям, Гуляй-Голый окопался в Курске. Вроде бы даже там директорствует. Сумеешь его накрыть — честь тебе и хвала. А сумеешь вернуть наши деньги — считай, что лаборатория — твоя.
Хорошенькое такое порученьице! Как раз для него. Чтобы снова загреметь, только уже в качестве «зе-ка», как рецидивисту.
— Да, чуть не забыл. Мы для тебя два его фото изготовили. Это так — если придется кому показывать. Ты сам сделай копии на ксероксе — вдруг понадобится раздать. — Директор поднялся всей своей массой над столом и пожал руку. — Короче, на тебя все надежды. А насчет лаборатории мое слово верное.
Степан Аркадьевич Гуляй-Голый был в Мурманске обыкновенным директором школы. И кто-то, теперь уже этот человек предпочитает оставаться неизвестным, порекомендовал его институту. Вот, деловая личность, связи в Курске, может пригнать фуру дешевых овощей, фруктов и прочих продуктов. Все сдали по полторы-две тысячи рублей. Некоторые приносили последние, надеясь, что благодаря дешевым продуктам потом сэкономят больше. Как-никак директор школы, мурманчанин, не случайный приезжий с предгорий Кавказа.