Когда до города оставалось километров семь, они выехали на наезженную снежную трассу, и их время от времени стали обгонять машины. Дорога была узкой, время — часы пик, их неспешный караван довольно сильно нервировал спешащих водителей. Тем более что Виталий никак не желал прижиматься к обочине.
Наконец он доигрался. Джип, точно такой, с каким была стычка несколько недель назад по дороге в аэропорт, долго мигал им фарами и сигналил. Навстречу шли тяжелые фуры, и он никак не мог их обогнать. Зато, едва обогнав, резко тормознул и преградил дорогу каравану.
Знакомая ситуация повторялась. Только теперь из джипа выскочили не двое бандюганов, а трое. Четвертый же остался за рулем.
С перекошенными лицами, злобно матерясь, они бросились к Виталию. Мистер Бэр тоже немедленно поднялся с нарт, по-видимому весьма туманно предполагая, чтО может последовать вслед за бандитской руганью.
Только не хватало, чтобы его сейчас положили носом в снег и прошлись сапогами по ребрам.
Николай на ходу соскочил со своих нарт и тоже оказался рядом.
Он не знал, что им скажет, но понимал, что за мистера Бэра будет драться до последнего.
— Забирай Бэра, отъезжай в сторону, — негромко скомандовал он своему водителю и постарался загородить иностранца.
Неожиданно ситуация резко переменилась.
— Ты, что ли? — весело спросил один из бандитов, который матерился больше всех.
— Ну я, — хмурясь, согласился Николай, узнавая в нем того, которому странный пассажир в тот раз оставил руку целой.
Остальные парни тут же замерли, разглядывая Николая.
— А где твой седой?
— А сейчас подъедет.
И снова Николай удивился тому, как преображаются только что грозные бандюганы в обычных дворовых мальчишек с туповатыми курносыми лицами.
— Ну он крутой! — повторил как бы старый знакомый. И повернулся к своим. — Короче, так, садимся, едем. Ты извини, крикнул бы сразу, мы бы и тормозить не стали. — И парень, улыбаясь, протянул руку для пожатия. — У него друг, седой, — объяснил он своей компании. — Конкретный мужик.
Они залезли в свой джип и, газанув, резко рванули с места.
— Я вижу, вы хорошо умеете ладить с молодым поколением, — заметил мистер Бэр.
А лихой водитель Виталий с уважением посмотрел на Николая:
— Однако, Николаич, про тебя, значит, не зря слухи шастают.
Когда начинает слишком везти, это пугает еще сильнее, чем невезение. Николай Николаевич такое уже прошел. Надежда живет даже в печали. А при внезапном везении за каждым поворотом ждет внезапный обвал.
В институт с автобазы их доставил директорский шофер.
— Наконец-то! — обрадовалась секретарша. — Павел Григорьевич уже стал беспокоиться.
Сразу в дверях кабинета показался и директор.
— Прошу, прошу, прошу! — провозгласил он радостно, пропуская вперед мистера Бэра.
И Николай увидел стол, украшенный закусками.
— А тебя, Николай Николаевич, дорогой, с утра поджидает один господин.
И директор кивнул на двери напротив, где помещался давно одряхлевший зам по науке Силантьев.
И директор кивнул на двери напротив, где помещался давно одряхлевший зам по науке Силантьев.
«Уж не передавать ли сразу дела собрались, — подумал Николай. — Я все-таки согласия пока не давал».
— Я попросил там тебя не задерживать. Десять минут — и сюда. Будут проблемы — сразу звони.
— Туда, туда, — подтвердила, странно улыбаясь, секретарша, увидев колебания Николая.
Он открыл двойные двери и увидел вместо Силантьева сидящего за его столом незнакомого человека лет сорока пяти с увядшим морщинистым лицом. Человек тот что-то аккуратно переписывал с одного листа на другой.
— Горюнов? — спросил он, подняв голову. — Что ж вы так долго? Я вас тут давно поджидаю. Проходите, садитесь. — И, улыбаясь по-волчьи, он показал на стул напротив.
Николай шагнул в его сторону и понял правильность тех слов, когда говорят, что «сердце его упало».
— Майор Творогов, — представился человек. — Давно собирался с вами побеседовать.
— Хорошо, я готов, — проговорил Николай Николаевич, стараясь выглядеть как можно свободнее.
— Паспорт у вас с собой? — И майор снова улыбнулся по-волчьи. — Пустая формальность, понимаете, но необходимая.
— Я помню его данные наизусть.
Паспорт у Николая был при себе, но находился в кармане рубашки под свитером. И лезть туда не хотелось.
— Вы все-таки его выньте.
Николай, слазав под свитер, вытащил паспорт.
— Теперь милое дело, — проговорил майор, переписывая его данные. — А то был случай, человек продиктовал, так же как вы, наизусть, а данные оказались неверными. Следовательно, и показания как бы не его. Приходится учитывать любой пустяк.
— Да, я понимаю, — согласился Николай.
— Да вы не волнуйтесь, Николай Николаевич. Нам с вами всего-навсего одну формальность надо исполнить. У нас к вам претензий нет. Вы меня поняли? Никаких претензий у нас к вам нет. Мне это велено передать. А то, я смотрю, вы напряглись. Генерал так и сказал: «Человек ученый, пускай своей наукой и занимается. Тюрьма у нас и так переполнена. А что деньги своему институту помог вернуть, так это же плюс, а не минус».
Николай молча кивнул.
— Значит, так, мне мои коллеги — те, что беседовали с вами — уже сообщали: с Гуляй-Голым вы увиделись случайно и, когда напомнили ему о его долге вашему институту, он вам сразу все вернул. Так ведь было?