— Не ходить бы вам к этим экстрасенсам!.. Уж если чувствуете такую необходимость, зашли бы в церковь, в синагогу, в мечеть. Там по крайней мере безопасно… Так сказать, давно запатентованное средство.
— Я ходила. И в церковь зашла, и в синагогу пробовала.
И в церковь зашла, и в синагогу пробовала.
— Ну и как? Что почувствовали?
— Ничего! Почувствовала, что все это — чужое, не для меня. А после сеанса доктора Парамонова вышла такая счастливая, какой давно не была!
— Говорят, после героина тоже ходят под кайфом. И тоже недолго.
— Алеша, я же вам серьезно… Он ведь не просто так с улицы, он — академик, вице-президент Академии наук.
Ксения тогда даже слегка обиделась, и Алексей заговорил совсем о другом.
Лечебные сеансы вроде бы ей и в самом деле помогли, даже стала она намного красивее.
Хотя, когда однажды стала рассказывать тете Фире про свою квартиру, которую приватизировала, чтобы перевести в Фонд психического здоровья все того же доктора Парамонова, Алексей и тут не удержался, встрял:
— Вы хоть этого не делайте, Ксюша! Честное слово, дольше проживете.
Он имел в виду старушек, которые несколько лет назад передавали свои квартиры фондам, в обмен на пожизненную прибавку к пенсии плюс «телевизор в подарок», а потом их после схода снега стали находить в лесках вдоль загородного шоссе. И даже что-то такое про это сказал.
Но тут даже тетя Фира слегка рассердилась:
— Алешенька, там же были настоящие уголовники, их потом по телевизору показывали! А здесь — медицинский специалист с высшим образованием. Пусть Ксюшенька делает все так, как ей велит сердце!
Похоже, что к тому времени тетя Фира уже потеряла надежду превратить двух одиноких людей в счастливую пару. Тем более что Ксюша и так вся светилась от счастья.
Она и в этот раз была такой.
— Алеша, мне так хорошо! Представляете, я хожу и мне петь хочется. Честное слово! Жалко только, что тетю Фирочку не увидела. Я в пансионат уезжаю, Алеша. Как поселюсь, сразу позвоню. Может быть, она ко мне за город приедет. А что? И вы, Алеша, если сможете, вместе с тетей Фирой.
Эсфирь Самуиловна всего на пять минут разошлась с ней. Оказывается, она очень хотела угостить Ксюшу с Алешей фирменными булочками со сливками, какие делают только в «Метрополе» на Садовой. Она ведь как-никак получила целых пятьдесят немецких марок. И все ждала в пирожковой напротив Гостиного, когда наконец вынесут новую партию этих замечательных булочек…
— Ой, тетя Фира. Придется вам их положить в холодильник и дня через три везти за город в Ксюшин пансионат!
— Что вы, Алеша, сбитые сливки столько времени не выдерживают. Их надо сразу есть, свежими. Поэтому вы уж мне помогите… А для Ксюши я новые куплю, я теперь богатая…
В четырнадцать ноль-ноль Парамонов принял корреспондента.
Корреспондент вызвался писать о нем сам. Парамонов сначала собирался ему отказать — опасно связываться с незнакомым человеком. Но корреспондент продолжал названивать.
— К тому же вам будет небезынтересно узнать, что я на городском телевидении начинаю цикл передач «Маг и я». Думаю, не так уж плохо — стать первым героем, — убеждал он. — Вы не представляете, сколько другие платят за несколько минут подобной рекламы! Ведь это такая раскрутка — в самый прайм-тайм!
— У меня-то ощущение другое: это я вам нужен для вашей раскрутки, — отшучивался Парамонов, но в конце концов сдался.
Корреспондент оказался шустрым молодым человеком лет тридцати, он писал для нескольких центральных газет и одновременно делал передачи на телевидении.
Парамонов не поленился сходить в газетный зал на Фонтанку и найти в тех газетах его публикации. Разоблачительской страсти в них не было. Хотя он и знал, что скандальные публикации лишь усиливают популярность, но все же нарываться на санитара-чистильщика не хотелось. Нет, этот корреспондент пробавлялся живописанием портретов интересных людей. Видимо, по его понятиям, очередь дошла и до экстрасенса Парамонова.
Андрей Бенедиктович усадил корреспондента на стул, где обычно сидели клиентки, и тут же Инга внесла поднос с чашками, пакетиками чая и кофе. Сам он демонстративно пил только чай, настоянный на травах, предложив его и гостю. Но тот, принюхавшись к травам, выбрал растворимый «Нескафе классик».
— Как у вас интересно, — заметил корреспондент после небольшой паузы. — Эти черные коряги что-нибудь значат?
— Несомненно, — подтвердил Парамонов. — В них сосредоточена энергия времени. Весь мой кабинет — своеобразная энергетическая камера.
Корреспондент торопливо вынул из кармана портативный диктофон, нажал на кнопку и поставил на стол.
— И больные заряжаются здесь энергией?
— Ко мне приходят не только больные. Чаще даже приходят обычные люди, и здесь они заряжаются энергией жизни. Мне удалось спасти очень многих людей… По крайней мере, я продлил их жизнь.
— То есть вы для них как бы зарядное устройство, аккумулятор, дающий силы, чтобы продержаться в наших трудных условиях. Так?
— Почти так. Я — всего лишь посредник между Небом и нуждающимися в помощи. Некий инструмент. В этом — мое служение, или, если хотите, предназначение.
— А как вы узнали о своем предназначении? Вам кто-нибудь об этом сказал? Вас посвятили или вы прошли курс обучения?