Поверх упавших — новая заминка: еше двое наскочили и сверзились, не удержались.
Виной всему протянутая через улицу закопченная цепь, черная, в рассветных сумерках невидимая.
И набегают отовсюду горожане, доселе скрытые, и умелыми руками добивают рыцарей, покуда те беззащитны. То-то радости, что ловушка удалась.
Вот из боковой улицы вылетают трое конных, на Ламберта устремляясь, — бокерцам подмога и рыцарская защита от верховых.
Один из троих без шлема — бледное, удлиненное лицо с огромными глазами, нежное, вдохновенное, почти девическое.
И кричат ему бокерцы:
— Раймон! Раймон!..
Ламберт уже поухватистей берется за копье, вкладывая его в упор, уже разворачивается в сторону юного всадника.
— Раймон! Раймон!..
Однако Рамонет — хорошо научил его отец! — от этого боя уклоняется, скрывается в дебрях улиц, а вместо себя оставляет Ламберту двух других. Те достаточно тяжелы, да и к тому же их двое.
И отступает Ламберт, ибо видит — не пробиться ему через подол, не выбраться из Бокера через нижние ворота. Он уводит отряд вверх по склону, обратно к цитадели, и страшно спешит при этом: как бы их и вовсе не отрезали от крепости, как бы не перебили на узких улицах.
— Монфор! — кричит Ламберт хрипло.
Широко разевает рот в безобразной гримасе, чтобы дать голосу больше воли.
— Монфор!..
Это имя будто силы придает. А может, так только чудится.
Солнце заливает Рону ярким светом. Внизу, у подножия скалы, хорошо видны палатки и знамена Раймона Тулузского с золотым крестом на красном поле.
Вот и цитадель — успели! Ламберт снимает шлем, сбрасывает латные рукавицы, проводит ладонями по влажным волосам.
— Всех шлюх — вон из цитадели! — кричит он.
Девицы и сами не прочь: смекнули, что крепость, похоже, скоро заморят голодом, если только огнем не сожгут. Кто спал, тех скоро пробудили.
Для всех неожиданно Алендрок де Пэм был изобличен в том, что держал двух девиц одновременно. В иное время посмеялись бы — известный шутник этот мессир Алендрок! — но тут не до веселья: Ламберт спешил закрыть ворота.
Вместе с девицами выбрался из цитадели и сам рыцарь Алендрок, наспех переодетый в простонародные тряпки, полные вшей и вонючей трухи.
* * *
Пока Симон был на севере, в Тулузе вместо него оставался его брат Гюи. О нем уже знали, что Гюи — это то же самое, что Симон, только еще хуже.
И вот сеньору Гюи докладывают, что некий простолюдин, вида обтрюханного и гнусного, назойливо рвется повидать мессира де Монфора и утверждает при том Бог знает что.
Гюи о ту пору пробовал сарацинский меч. Пояснял старшим племянникам (а Филипп и Робер с Симоном-последышем поблизости терлись), какая хватка в работе таким мечом надобна, какие повороты уместны и так далее. Не бросать же ради какого-то мужлана столь увлекательное и нужное занятие.
Однако вскорости слуга возвратился опять. Смущаясь, сказал, что простолюдин тот хоть и выглядит сущей скотиной, на деле является благородным сеньором Алендроком, которого оба брата Монфоры помнят еще по походам в Святую Землю. И в замке тоже признали.
Тут уж Гюи побросал и сарацинские мечи, и племянников, и поспешил на двор, где действительно сидел Алендрок де Пэм, вонючий и злой.
— Иисусе милосердный! — вскричал Гюи. — Что это с вами такое приключилось, мессир Алендрок?
И с добрым чувством протянул уж к нему руки, чтобы обнять, но в последнее мгновение опамятовался и отдернул — побрезговал.
Алендрок угрюмо молвил:
— Велите сперва приготовить для меня горячую воду.
Гюи отправил девушку Аньес — та поблизости вертелась, от любопытства изнывая: что за мужлан такой. Наказал Лизу отыскать, умаслить и попросить, чтобы пришла мессира Алендрока пользовать.
Эта Лиза была одна старуха, черная от древности. Монфор привез ее с востока и очень берег, ибо Лиза с непревзойденной ловкостью умела выбирать вшей.
Алендрок вздохнул. На Гюи глянул. И сказал просто:
— Мессир, Раймон занял весь Бокер, кроме цитадели. Мы хотели вырваться из города, да только двадцать человек даром потеряли.
— А Ламберт? — спросил Гюи, собственным ушам не веря.
— Заперт в цитадели и просит о помощи.
Гюи скверно выругался по-арабски. Алендрок покраснел — понял.
Тут явилась девушка Аньес и сказала, что самая-самая большая бочка в замке наполнена горячей водой по самое горло, а Лиза, хоть и ворчит, но ждет мессира. И в бочку постелено полотно, чтобы не обзанозиться. И в воду добавлено немного масла для мягкости.
— Уж не знаю, что еще сделать, — заключила девушка.
— Уйти с глаз, — сказал Гюи. Аньес обиделась, убежала.
Алендрок встал.
— Посылайте за вашим братом, — сказал он Монфору. — Чем скорее вернется Симон, тем лучше. Собирайте вассалов, не то Рамонет уморит наших людей в цитадели…
— Рамонет?
— А, я забыл вам сказать.
Это не старый Раймон. Это его сопливый сынок, Раймончик.
И бросив Гюи сживаться с услышанным, Алендрок исчез на кухне.
Наутро Гюи приготовил и разослал с полдюжины писем сеньорам, державшим земли от Монфора. Кроме того, направил послание их с Симоном старшему брату Амори, на север, а также альбийскому сеньору де Леви, женатому на сестре Монфоров — Гибурге. Всех сеньоров просил об одном и том же: собрать, сколько возможно, вооруженных воинов и прибыть с ними в город Ним. Оттуда Гюи хотел выступить на Бокер.