Во главе стола, далеко от Анисанта, по правую руку от хозяина, Адемара де Пуатье, восседает граф Симон. Дивится на Симона Анисант из Альби и не иссякает изумление. Куда исчезло симоново отчаяние? Где он его прячет? На обратном пути к Крёсту видел Анисант, что лицо Симона было в слезах. И давил Симон слезы кулаками. И уже на подходе к замку вдруг рассмеялся граф Симон и сказал Анисанту:
— А теперь улыбайся, Анисант, иначе я убью тебя.
И погнал коня галопом.
Он показал Адемару и своим рыцарям письмо Алисы, запечатанное печатью с изображением всадника.
Он показал им посланца, дружески обняв того за плечи. Рану свою Анисант объяснил стычкой с грабителями. И улыбался — улыбался, как велел ему Симон.
Симон сказал Адемару и своим рыцарям, что настало время возвращаться в Тулузу. Вот и дама Алиса извещает о торжественной встрече, которую готовят в столице для франкского рыцарства. А те, кто пришел на подмогу из Иль-де-Франса, даже и не видели еще прекрасной Тулузы!
Стоя на столе, веселый и пьяный, кричал Симон:
— …наши дамы с белыми руками, с нежными губами!..
И смеялись и били в ладони франки.
— …наша новая столица, прекрасный город Тулуза!..
И кричали в ответ франки от радости.
— …довольно ратных трудов положено, довольно пота и крови пролито в пыль…
Кивали франки: да, довольно!
— И теперь мы заслужили отдых! — ревел Симон, багровый от натуги. — Мы победили!
И ревели неистово пьяные его соратники.
А Симон, уже спрыгивая, крикнул напоследок:
— В Тулузе нас ждут! Приготовлена встреча! В Тулузе…
И голос его оборвался.
Кругом пили и смеялись. И Симон, усевшись снова за стол, пил и смеялся вместе со всеми.
* * *
Ночь была на исходе, когда граф Симон вломился в покои, которые занимал кардинал Бертран.
От шума легат проснулся. Симон нависал над его кроватью, источая свирепый хмельной дух.
— Что вам нужно, мессир? — спросил легат резко. Между ним и Симоном так и не установилось приязни.
— Святой отец, — отозвался Симон тихо, — я лгал.
Легат молча уставился на Симона. Не настолько же пьян граф де Монфор, чтобы…
Симон сказал:
— Прочтите письмо дамы Алисы.
И сам запалил для легата лампу. Поднес ее к кровати и держал, пока кардинал разбирал послание. Легат прочел письмо два раза, не веря собственным глазам.
— Вам читали это? — спросил он.
— Да.
— Мятеж? — переспросил легат.
— Раймон отнял у меня Тулузу, — сказал Симон. — Моя жена, мои дети, племянник — все они заперты в Нарбоннском замке. Видит Бог, я…
— Зачем же вы не сказали рыцарям всей правды?
— Я не хочу, чтобы они оставили меня. Многие и без того недовольны долгой войной. Они нужны мне в Тулузе.
— Вы хотите…
— …подманить их как можно ближе к городу, чтобы отступать было уже некуда.
Повисло молчание. Лампа затрещала и потухла: в ней закончилось масло. В окне медленно светлело небо.
Наконец кардинал Бертран спросил:
— Кто еще знает правду?
— Посланец моей жены. Монах, который читал мне письмо. Я запугал его… Вы, святой отец. И я.
— Посланец? Этот, как его…
— Анисант из Альби.
— Да он ведь улыбался, кажется, и участвовал в вашем… веселом застолье.
— Я пригрозил ему смертью, если проболтается.
— Я пригрозил ему смертью, если проболтается.
Легат пронзительно глянул Симону в глаза.
— Рана у него на руке — тоже след ваших угроз, мессир?
— Нет, но я бил его.
Кардинал Бертран проговорил, медленно осознавая случившееся:
— О Господи…
Симон встал на колени возле кровати, обратил к легату серое от усталости лицо.
— Столько пролито крови, столько положено трудов — скажите, святой отец, почему все мои усилия не благословляются Господом?
От Симона разило выпивкой и конским потом. Даже легату в нос шибало, хотя утонченным обонянием посланец папы не отличался.
И сказал Симону легат:
— Крепитесь, сын мой. Это испытание…
15. Предместье Сен-Сиприен
октябрь 1217 года
Алиса смотрела…
«Когда услышал Санаваллат, что мы строим стену, он рассердился и много досадовал и издевался над Иудеями; и говорил при братьях своих и при Самарийских военных людях, и сказал: что делают эти жалкие Иудеи? неужели им это дозволят?.. неужели они оживят камни из груд праха, и притом пожженные?..
Мы однако же строили стену, и сложена была вся стена до половины ее. И у народа доставало усердия работать…
Строившие стену и носившие тяжести, которые налагали на них, одною рукою производили работу, а другою держали копье. Каждый из строивших препоясан был мечом по чреслам своим, и так они строили…»
Тулуза мятежная, когда увидела, что жена грозного Монфора надежно заперта в Нарбоннском замке и никак не может воспрепятствовать, принялась возводить стены, разрушенные Симоном.
Строили у ворот Монтолье и у Саленских ворот, углубляли рвы и чистили старицу Гаронны выше по течению Нового моста.
Это было, может быть, лучшее время дамы Тулузы. Не стало различий между бедными и богатыми, простолюдинами и знатными, женщины трудились наравне с мужчинами, дети — со взрослыми. Лучшие люди города, берясь за тяжелые корзины с землей и камнями, не боялись оборвать кружева на одежде.
Для Тулузы наступило обетованное Царство Небесное, и не было там в те дни «ни Еллина, ни Иудея».
Корзины, нагруженные вынутой землей, передавались из рук в руки — будто летали по воздуху вдоль всего рва. Канавы прорезали почву, наполняясь мутной водой. Старица вновь ожила, а над нею вырос вал. На телегах, на плечах перетаскивали длинные жерди.