Наутро большой отряд провансальцев, некогда присягавших Симону, отказался дать клятву верности его сыну. Свыше двухсот человек открыто перешли на сторону Раймона Тулузского. Амори не мог их остановить.
Войско расползалось под его руками. Как будто вытащили из стены замковый камень, все вокруг рушилось и сыпалось. Амори не был Симоном.
Но у него достало еще воли собрать оставшихся и бросить их на последний штурм Тулузы. Следует отдать должное легату — тот надорвал свою луженую глотку, помогая молодому Монфору.
Амори поджег палисады и катапульты, стоявшие за ними, облив бревна смолой. Пока горожане сбивали и заливали пламя, франки сшиблись с арагонской конницей. Бой длился целый день. Тулуза, рыча от ярости, извергала из своих улиц все новых и новых защитников — авиньонцев, бокерцев, наваррцев, каталонцев…
К вечеру Амори отступил.
Старший сын Симона был ранен и еле жив от усталости. Он едва позаботился о безопасности Нарбоннского замка — это сделал за него сенешаль Жервэ.
Теперь у Монфора оставалось так мало людей, что все они могли разместиться за стенами замка. Лагерь франков опустел.
Наутро, погребенный недовольством легата, Амори хмуро объявил о том, что снимает осаду.
Он не увозил с собой из Тулузы почти ничего. Ни добычи, ни славы. Только ларец с прахом Симона.
Уходя, Амори зажег Нарбоннский замок.
* * *
Он уходил на восток, в Каркассон. Замок пылал за его спиной огромным факелом. Дым застилал прекрасный город Тулузу, так что если бы Амори обернулся, он не смог бы даже увидеть ее.
Но он не оборачивался.
* * *
Кости Симона погребли в каркассонском соборе Сен-Назар, после пышной церемонии, среди пурпура и золота, под торжественный звон колоколов и многоголосое пение.
Кардинал Бертран, словно позабыв все распри и разногласия, бывшие между ним и Симоном, объявил покойного графа святым мучеником за веру, а гибель его сопоставил с кончиной первомученика Стефана, побитого от гонителей камнями.
У Фалькона все не шел из головы тот разговор с Симоном, на могиле Гюи.
Симон — Петр — камень…
Мужество оставило Алису, она рыдала и билась на руках своих детей.
Симон — Петр — камень…
Мужество оставило Алису, она рыдала и билась на руках своих детей.
Эпилог
ноябрь 1218 года
Поздней осенью, когда франки отступали по всему Лангедоку и скорая победа над ними была очевидна, Рожьер выбрался в Пиренеи, к сестре.
Петронилла жила в Лурдском замке (где уж и вспоминать забыли о Ниньо Санчесе). Здесь было безопасней — склоны круче, стены выше и крепче.
О, оттуда, из-за стен, приходят к Петронилле все страхи и беды. Туда уходят от нее мужчины — враждовать, умирать.
Петронилла угостила брата молодым вином и мясом барашка. Показала ему псарню и конюшню, которыми гордилась. С таинственным видом, держа за руку, сводила в винный погреб. Добавила со смехом, что показала бы и прядильню, да боится, как бы рыцарь не соскучился.
И чем больше смотрел и слушал Рожьер, тем больше дивился он. Сестра жила в своем Лурде, словно в заколдованном замке. Бурное течение времени обходило ее стороной.
Все та же старая прялка у очага. Все та же чаша для умывания, глиняная, со щербинкой — надо же, до сих пор не разбила! И все тот же уродливый псарь поклонился Рожьеру, когда тот заглянул посмотреть щенков.
— Ну, — молвил, наконец, Рожьер, — маленькая моя Петронилла, все ли сокровища вы мне показали?
Она слегка покраснела и не ответила. Рожьер протянул руку, взял ее за остренький подбородок.
— Слыхал я, сестра, что нынешним годом вы были в тягости?
— Это правда, — отвечала она смущенно. — Господь послал мне, наконец, такую радость.
— Так вы родили своему Монфору дитя, как хотели?
— Дочку. Я показала бы вам, но она сейчас спит.
— Вы окрестили ее?
— Да.
— Не дождавшись ни отца, ни меня?
— Брат, — сказала Петронилла, — я боялась оставлять ее некрещеной так долго.
— Какое хоть имя вы ей дали?
Глядя Рожьеру в глаза, Петронилла ответила тихо:
— Алиса…
Рожьер прикрыл веки, прикусил губу.
Петронилла потянула его за рукав, виноватым голосом окликнула:
— Брат… Мессен…
Коротко размахнувшись, Рожьер точным ударом бьет в висок свою сестру, графиню Бигоррскую.
Без стона она валится на пол у его ног.
Рожьер поворачивается и выходит вон.
Он седлает коня, отталкивая взволнованную прислугу. Он выезжает за ворота. Горы расступаются перед ним и вновь смыкаются за его спиной.
У Петрониллы в ее заколдованном замке больше не будет брата.
* * *
Петронилла приходит в себя ночью. Ей холодно, ее трясет в ознобе. С ней случилось непоправимое горе, но она пока не может вспомнить — какое.
Луна ярко горит в черном небе, заливая задний двор.
Петронилла лежит на колючей подстилке из соломы. А рядом сидит безносый псарь и рассеянно водит рукой то по волосам своей графини, то по лохматому брюху проказливого молодого кобеля, от удовольствия пустившего слюни.
1996 — 2002
Примечания
1
«Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою…» (продолжение — «…и врата ада не одолеют ее»).
— Мф., 16,18.
2
«Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром». — Лк., 2,29.