И вот скучным снежным вечером граф Симон ведет долгие разговоры со своей супругой, дамой Алисой, и со своим братом Гюи, и с мужем своей сестры, мессиром де Леви из Альбижуа, и со своим старшим сыном Амори, а дети, под добрым солнцем маленькой жаровни, развлекаются совершенно иным образом.
Сыновья Симона, Робер и Симон-последыш, а с ними и двоюродный их братец Филипп — все разом наседают на Гюи-меньшого. Вот бы одолеть такого важного противника. Вот бы опрокинуть его на спину, наподобие черепахи, — пусть подергает руками-ногами, пусть побрыкается. Вот бы на животе у него утвердиться, кишки ему пооттаптывать.
Гюи, смеясь, отбивается.
Вот бы на животе у него утвердиться, кишки ему пооттаптывать.
Гюи, смеясь, отбивается. Время от времени — для порядка — наделяет то одного, то другого братца преувесистым тумаком. Филипп громко ревет — Гюи разбил ему губу.
Всю солому на полу разворошили, будто мышь ловили.
Посреди комнаты, на расстоянии вытянутой руки от жаровни (чтоб пожара не случилось) — просторная кровать. Там и спят все графские отпрыски, сбившись в кучу, как щенки одного помета. Сейчас на этой кровати, зарытая в одеяла, восседает Аньес — раскинув тощие ноги, уронив руки между колен, — остренький носик, большой улыбчивый рот, ясные глазки. Глядит Аньес на своего возлюбленного и господина — как он с мальцами забавляется — и сердечко у ней от любви к нему стучит то сильнее, то слабее.
И вот дети, навалившись хищной стайкой, безжалостные, как зверьки, пересиливают взрослого недруга. Они роняют Гюи на пол. Копаясь в соломе у самой кровати, Гюи отлягивается от них длинными ногами. Но Аньес видит, что еще немного — и Гюи запросит у мальцов пощады. Того и гляди загрызут.
Теперь разобижен Робер. Ему сильно досталось по скуле. Взревев ужасно, он с кулаками бросается на Гюи и нешутейно уже норовит выдавить старшему брату глаз. Гюи уворачивается, ловкий и гибкий, и, прижав Робера к полу, угощает его двумя короткими ударами меж лопаток. Гюи бьет локтем, а локоть у Гюи костлявый и твердый, как дротик.
Остальные братцы тем временем висят у Гюи на загривке, точно охотничьи псы, взявшие кабана.
Аньес в постели стонет от смеха.
Но тут неожиданно входит граф Симон. Ой-ой! Аньес с тихим писком ныряет под покрывала. А Симон на нее и не смотрит — зря перепугалась. Граф оглядывает побоище взором грифа-стервятника: нет ли падали поклевать. Гюи, придавленный своими тремя братьями, отчаянно пыхтит на полу.
— Вот вы где, — говорит Симон своему сыну Гюи и подталкивает его ногой. — Я искал вас.
Гюи стряхивает с себя братьев. Замешкавшегося Робера Симон снимает сам — за шиворот — и забрасывает на кровать, ловко угодив в Аньес. Скрытая одеялом, та говорит:
— Ой!..
Разом поскучнев, Гюи встает на ноги.
— Я вам нужен?
— Да.
За стенами — промозглый вечер. Не вздумал же отец выступить в поход на ночь глядя, в преддверие зимы?.. Гюи надеялся заснуть на теплой постели, под боком у жаровни, в куче братьев, обняв Аньес. Девушка такая худенькая, что почти не занимает места.
Симон глядит на сына, щурясь. На мясистом лице графа все явственнее проступает усмешка.
Гюи плетется к отцу — плечи опущены, голова повешена. Симон манит его пальцем.
— Не печальтесь, — говорит Симон. — Не агнец, не на заклание идете.
— А куда? — спрашивает Гюи.
Симон шумно фыркает.
— Вы женитесь.
Как и ожидается, Гюи широко разевает рот и замирает в таком положении. Вид у него достаточно дурацкий, чтобы насмешить Симона.
Мальчишки принимаются понимающе хихикать, толкать друг друга локтями, показывать на Гюи, хлопать себя между ног. Усердствует главным образом старший из троих, Филипп, а двое остальных — за ним следом.
Позабыв свои страхи, Аньес высовывает из кровати блестящий глаз.
Симон — уже открыто — усмехается.
— Вам понравится, вот увидите.
И уходит, уводя за собой ошеломленного Гюи.
Дети забираются на кровать к Аньес. Она обхватывает их, кутая в покрывала. Вместе с ними тихонько покачивается — баюкает, утешает. Все четверо смотрят вослед графу, хотя тот давно уже скрылся из вида.
Скрылся — и увел с собою Гюи.
* * *
Наступает ясное утро, и небо над горами — сверкающей, бездонной глубины, и воздух залит осенним золотом и полон горьковатого запаха дыма.
В этот день из Тарба прибывает епископ, который должен венчать Петрониллу с Ниньо Санчесом — высокородным отпрыском графа Россильонского, кузеном знаменитого короля Педро Арагонского и так далее.
Однако встреченный с превеликим почетом епископ нынче ужасно суров и, кажется, немного растерян.
Он освобождается от тяжелых зимних плащей. Он позволяет проводить себя к башне (а слуги суетятся вокруг и так и эдак, то сбоку заглянут в строгий лик святого отца, то спереди забегут).
Его усаживают в кресло, придвигают поближе жаровню. Тихо шипят: «Где Детц?» Прибегает Детц, мальчик с черными от грязной работы пальцами. Пристроившись возле святого отца, усердно растирает его закоченевшие ноги.
Тогда-то только святой отец и объявляет со всевозможной торжественностью, что венчать Ниньо Санчеса с графиней Бигоррской не вправе и что, напротив, он прибыл объявить помолвку недействительной. Святой отец неспешно перечисляет десяток препятствий к этому браку — догматического характера и иного.