Ной пытался унять головную боль и не мог. Думать он вообще опасался — Господь же читает мысли. На лбу собирались морщины, он чувствовал першение в горле, как при простуде, скапливалось множество слов.
Внезапно боль прошла — резко, в секунду.
— Так легче? Мне это ничего не стоит, — спокойно сказал Иисус. — Говори.
— Господи, если откровенно… — с трудом подбирая слова, начал Ной. — Я их не люблю.
— Кого именно? — без эмоций переспросил Иисус.
— Да людей, кого же еще, — поморщился Ной. — Понимаешь, они начинают молиться, только когда им совсем кранты — в качестве инстинкта самосохранения. Типа помолятся, и четвертая стадия рака сразу отступит. А потом опять пять лет в церковь не заглянут, даже на Пасху. Недаром я с таким усердием спасал именно животных на ковчеге. И какаду, и опоссума, и тигра?альбиноса — всех выхаживал, сена подстилал. А люди того не стоят. Слава тебе — пока (я повторю — пока!) они не просекли лазейку для спасения от озера огненного. А ну как сообразят? И начнется. Будут каяться для вида, призывать к Господу, а сами мысленно прикидывать: «Ладушки, покаялись, а теперь по бабам, в сауну, казино, и гулять до утра». Ты уже давал им шанс? Они не воспользовались. А Страшный Суд, безусловно, нужен. Грешники могут оправдываться, приводить доводы в свое оправдание. Да и забавно посмотреть хотя бы на лица мужей, которые впервые в жизни увидят ВСЕХ любовников их жен. Это, Господи, проймет куда сильнее, чем покаяние.
Иисус поднялся, о чем?то думая. Ной тоже встал с дивана.
— У тебя есть веские доводы для своей точки зрения, — улыбнулся хозяин кабинета. — Действительно, призывать ко мне будут очень многие, и это потому, что, споткнувшись о камень, культурные люди говорят «Господи», а не «вашу мать». Но одного призыва мало — нужно еще и раскаяние. Знаешь, мне душевнее не держать за пазухой обид. Давай, я начну обижаться на всех, кто плевал мне в лицо в Синедрионе, бил по щекам и орал: «Как ты смеешь так отвечать первосвященнику!» У меня вечной жизни на это не хватит.
А ведь кого?то, конечно, я наказал сгоряча — как Агасфера, Картафила и Малха[60], сказав, что никогда не прощу. Но сейчас я вижу: факт, перегнул палку. Они потому в бета?версии Апокалипсиса и осатанели, что НЕ надеялись на мое прощение, и совершенно напрасно. Если эти трое сожалеют о своих поступках, я прощаю их, и Каиафу тоже. Покаялся? Отлично. Пусть скорее войдет ко мне, и я обниму его, как родного брата.
Ной горько кивнул — сердце праведника рвала в клочья буря эмоций.
— Ты — Господь, тебе виднее, — произнес Ной чужим голосом, скрипучим, как старое дерево ковчега. — Ну, что ж, разреши мне идти? Рекламный блок чересчур затянулся: пора объявить о начале нового заседания Страшного Суда под председательством апостола Иоанна.
— Святое дело, — согласился Иисус, вложив в эти слова двойной смысл.
В приемной дожидался Каиафа — радостный, улыбчивый, уже переодетый в светлые райские одежды, первосвященник сиял, как новенький шекель. Завидев Ноя, он вежливо поклонился праведнику.
С той же степенной вежливостью праведник снайперски точно плюнул ему под ноги и удалился.
Вернувшись в кабинет, праведник заметил — на мобильном телефоне (аппарат лежал на столе) есть три звонка. Номер был неизвестен, а потому Ной не стал перезванивать. Если он кому?то так нужен — тот сам перезвонит.
Глава III
Секрет хранилища (Институт космических исследований)
Я возвращаю Аваддону шприц. Он с тревогой оглядывается назад.
— Давай?ка сматываться отсюда, — шепчет мне на ухо ангел.
Вот это новость! С какой, спрашивается, стати?
— Завидуешь? Так если у тебя не получается — не значит, что у других с этим проблемы. — Я ощущаю уверенность и бодрость. Жилы горят огнем, я снова полноценный демон. — Потусуйся на улице, я вернусь через час.
Однако воспоминание, как мне прикусили ухо, возвращает к реальности.
— Ой нет, извини… пожалуй, через два часа.
Аваддон опять дышит мне в лицо — своей блядской ванилью.
— Тебе крестом не дать по черепу, Казанова? Забыл уже, зачем мы сюда пришли и кто за нами гонится? И так кучу времени угробили. Я допросил девицу досконально, но, увы, она ничего полезного не сказала. Институт стоит пустой с первого метеоритного дождя, когда половину районов Москвы расплющило в лепешку. Никто сюда не приходил, переговоры о найме специалистов не велись. На Байконуре уцелела программа космических полетов, с ним есть электронная связь. Так вот, не было ни единого запуска с начала Апокалипсиса, никакие космические тренировки не велись. Правда, в ангаре стоят легкие «шаттлы», что собирались брать на орбиту первых космических туристов, но их еще не запустили в эксплуатацию. Даже если похитители Сатаны вербовали здесь ученых, специалистов по запуску, астрофизиков, то у них ничего не вышло. Запуска ракеты не было. То?то я и думал — наши бы такой полет обязательно засекли. Поэтому давай не будем зря тратить время. Надо влезть обратно в канализацию, чтобы Смерть до нас не добралась, и там решим — куда идти и что делать. Но Сатаны нет на Земле, это точно. Господи, мне мозг уже порвало.
Меня бьет ударом тока. Он что, обойтись без этого имени не может?! Эх, напрасно я остановил фомори . Ангелов следует превращать в желудочный сок. Всех. Драка не входит в мои планы, но я же просил по?хорошему… Чем бы ему засветить? Может, кирпич подобрать с пола? Заколебал…