— Проснулся, Ежик? — спросил Барни.
— Да. Я…
— Ты вообще отрубился. Вы все отрубились. Когда ты последний раз спал?
Когда я спал? Я не смог вспомнить.
— Сколько времени?
Ответила женщина:
— Полтретьего.
И тут я вскочил, резко выпрямившись, вырвавшись из мягких объятий кресла.
— Полтретьего?! Это дня или утра?
Женщина засмеялась.
— Дня, Скрибб, дня. Ты, кретин!
Это сказала старшая из детей на полу. Мэнди.
— Ты не хочешь поесть, Ежик? — спросил Барни.
Я хотел. Очень хотел. Я не помню, когда я в последний раз ел.
— Где Битл? — спросил я.
— Битл в спальне, — сказал Барни. — Это наш дом, а это моя жена… Люсинда.
Женщина улыбнулась. Ее рот был широким и сочным.
— А это наша дочка, Кристал, — сказал Барни, и самая младшая девочка на секунду оторвалась от экрана и повернулась ко мне, одарив меня улыбкой.
Я набросился на еду, заливаясь слюной. Я чувствовал, как пряный соус течет у меня по подбородку, и, полагаю, я выглядел, как подобие помойки. Но я был слишком голоден.
— Я не могу долго здесь оставаться, — пробормотал я с набитым ртом. — Я тороплюсь.
— Я тороплюсь.
Какое?то масло стекало у меня по подбородку. Мне нужно добраться, добраться до Брид и Существа. Только это имело значение. Но я даже не знал, где сейчас нахожусь.
— Ты заснул в кресле, Ежик, — сказал Барни. — Мы не хотели тебя беспокоить.
— Это наш дом, — добавила Люсинда. — И ты у нас — самый желанный гость.
— Мы с тобой не встречались раньше? — спросил я ее.
— О, очень даже возможно.
Она опять улыбнулась. У нее было прекрасное, совершенное лицо. И у Барни тоже. И у ребенка. Они улыбались все вместе. Комната, где они жили, была оазисом, улеем комфорта. Картины на стене: полуобнаженная женщина бросает застенчивый взгляд, лошади, скачущие по волнам, лебеди, плывущие по рекам из золота, большеглазые щенки, жующие украденные тапочки. Комната была вся пропитана древними красками.
Семья в телевизоре в очередной раз ответила неправильно, и «Бак с блевотиной Ноэля» качнулся и медленно опрокинулся. Он облил их отбросами, но им это понравилось. Зрители в студии хлопали и смеялись. Дети на ковре — тоже.
И тут до меня вдруг дошло, что я тоже никогда раньше не видел этого шоу «в живую»; ни Ноэля, ни Сэвилля, ни Дэниэлса. Все это было значительно раньше меня — я тогда еще и не родился. Я просто видел повторы в записи. Так что же тут все?таки происходит? И что происходит конкретно со мной?
Дежа?Вирт. Наверняка.
Дежа?Вирт — так называется ощущение, которое иногда на тебя находит в Вирте, то же самое дежа?вю, только в Вирте. Но ты уверен, что это реально. Получается такой замкнутый круг — своего рода Призрачный Зов. Воспоминания из предыдущих трипов всплывают в перьевых грезах и выбрасывают их из фазы, как волны обратной связи.
Возможно, это и был ответ. Я сейчас в Вирте, и меня настигает Призрачный Зов.
— Это не передача, — сказал Барни. — Просто видеозапись.
— Это не реально! — заорал я. — Не реально!
— Ну да, — сказал он, будто гордился этим, а потом протянул руку, так, чтобы мне было видно, и второй рукой содрал кусок плоти, демонстрируя мне механизмы, скрытые под кожей.
— Вот, кто я есть, — сказал он.
Я тупо смотрел на комок мокрого пластика; нано?микробы пульсировали у него в венах, синтетические кости легко сгибались, когда он опускал и поднимал руку.
— Вот, кто я есть, — повторил он, на этот раз — медленнее, с проблеском печали, словно он что?то оставил в прошлом, оставил уже безвозвратно — что?то человеческое.
Робо! Барни был робо. Робоповар!
— Здесь внутри, — продолжил он, постучав себя пальцем по голове, — все лучшие рецепты всех лучших в истории поваров. Я — их хранилище.
Как будто в ответ на это, ребенок, Кристал, оторвала лоскут кожи у себя на затылке. С веселым смехом — как будто это была игра.
— Это Робовилль, Ежик, — сказал Барни. — Насколько я знаю, чистые называют его Городом Игрушек, правильно?
— Не давай Барни тебя напугать, — сказала Люсинда, но совет несколько запоздал.
Меня конкретно тошнило.
Робочеловек шагнул ко мне.
— Забавно, правда? — сказал он. — То, как чистые реагируют на робо. Судя по их реакции, мы вообще — грязь какая?то.
Об этом я ничего не знал, но одно я знал твердо: у меня не было времени там сидеть, мне надо было искать Тень и Существо.
— Как нам отсюда выбраться? — спросил я. — У нас еще есть одно дело.
— Я думаю, вам не надо сейчас никуда идти, — сказал Барни. — Битл очень плох.
— Битл очень плох.
— Он не такой уж и чистый, — сказала Люсинда.
Я так и не понял, о ком она говорит: обо мне или о Битле.
И тут я увидел себя в лодке на воде: смотрю на берег, с бесполезным пистолет в руке, смотрю, не в силах ничего сделать, как копы волокут Тристана к своей машине. И увозят в участок. Где они так его измудохают, что он вообще перестанет чувствовать что бы то ни было. Это был никакой не Вирт. Никакой не сон. Все это — реально, и слезы у меня в глазах — тоже реальны.
Мне бы в жизни поменьше Ваза, и хотя бы мазок клея. Может, тогда бы я смог прицепиться к кому?то. Крепко?накрепко, чтобы не оторвать.
Дети громко смеялись над неудачей телевизионной семьи, и я уже не понимал, что реально, а что нереально.