— Он сказал, что он очень переживает за тебя. Что он…
Тристан взорвался.
— Ему лучше держаться подальше от моей жизни!
Его голос был словно охвачен огнем.
— Этот ублюдок только горе всем причиняет!
— Конечно, конечно… как скажешь, Трист… — сказал я, постаравшись смягчить его вспышку. И у меня, вроде бы, получилось.
Несколько минут мы ехали молча.
— Ты хочешь поговорить? — спросил я. Тристан уставился в боковое окно, наблюдая, как мимо проносятся черные поля. — О том, как так получилось, что вы потеряли друг друга?
Когда он заговорил, его слова выходили из каких?то мрачных глубин, и он не смотрел мне в глаза.
— Он слишком далеко зашел.
— Что это значит?
— Он слишком далеко зашел — для меня. Слишком далеко, и я не смог последовать за ним. Тебе понятно?
— Понятно.
Хотя я вообще ничего не понял. За исключением того, что Тристан хотел говорить о Коте Игруне, о Битле, обо всем, что могло отвлечь его от мыслей о Сьюзи.
О потерянной любви.
— В тебе есть что?то от собаки, да? — спросил я.
— Очень немного. Но достаточно, чтобы понимать.
— Ты когда?либо занимался с ними любовью?
Он замолчал на мгновение.
— Ты когда?либо занимался любовью с собакой, Трист? — еще раз спросил я.
— Очень давно, — отозвался он. — Но потом я встретил Сьюз, и никто другой больше и близко не приближался.
Я знал это чувство.
И тут он стал совершенно спокоен — когда закурил косяк Дымка, и окутал себя медовым дымом.
А потом он сказал:
— Сьюз ждала…
Сперва я подумал, что, судя по его словам, Сьюз ждала смерти, но оказалось, что тут другое.
— Боже! Трист! — воскликнул я. — Ребенка?! Вы ждали ребенка?
— Слушай меня, — сказал он. — Я живу ради одной только вещи.
— Ты собираешься отомстить Мердок? Хочешь ее найти?
— Мне не придется ее искать, Скриббл. Она сама придет за тобой.
— Что у тебя в сумке, Трист?
— Мои волосы.
Я представил себе…
— Тебя укусила змея, да? — спросил он.
— Да.
— Так что в тебе есть Вирт?
— Так говорят.
— Это Джеффри тебе сказал?
— Кот много чего говорил, — сказал я. — Но я не знаю, можно ли этому верить.
— Верь всему. Он прошел через все и знает, о чем говорит.
— А именно?
— Джеффри тоже укусила змея.
— И он поимел в себя какой?то тяжелый Вирт.
— Его укусила не обычная змея.
— Нет?
— Вовсе нет.
— Расскажи.
Тристан повернулся к окну, так что я позволил фургону попетлять на скорости, находясь в безопасности в руках Дитя?Гонщика. Ночная птица пролетела прямо перед фарами; неожиданное видение жизни, движущееся на черных крыльях.
— Это случилось давным?давно, много лет назад, — начал Тристан, и его голос звучал, словно в замедленной записи. — Когда мы оба были молодыми, я младше него, но мы оба подсели на перья. Не могли остановиться. Ты знаешь, теперь я их вообще не потребляю, но для этого есть причина.
— Джеффри? Джеффри — и есть эта причина?
— Он втянулся глубже, чем я. Но я был так сильно к нему привязан, что просто не мог не последовать за ним.
Он отправлялся в плохие трипы, опускался на самое дно, покупал наичернейшие Вирты, которые только можно найти. Однажды он раздобыл Желтое. Наше первое Желтое.
Тристан на мгновение замолчал.
— Он заплатил за это высокую цену.
— Я думал, что Желтые не продаются.
— Зависит от того, чем платить.
Я задумался над этими словами. Зависит от того, чем платить.
— Мне было страшно. Меня пугало это перо, — продолжал Тристан. — Мы принесли его домой, и Джеффри был весь в предвкушении. Наши родители уже спали, так что нам никто не мешал. Я был молод, и обожал своего старшего брата, и я принял перо вместе с ним. Но мне было страшно, так страшно!
— И что это было за перо?
— Такшака. Ты знаешь, откуда приходят змеи снов?
Я не ответил. Я пристально смотрел на дорогу.
— Ты когда?нибудь пробовал Такшаку, Скриббл? — спросил он.
— Да. Я его пробовал.
— В самом деле?
— Нет. Не в самом деле. Только в Ленточном Черве. Я отправился в Мета.
— Это вообще ничто. Просто шутка от Желтого. Такшака убивает. Этим он и знаменит. Мне было страшно, но мы все равно отправились туда. Джеффри укусила змея. Но не обычная змея. О нет, только не моего брата. Сам Такшака, Король Змей, вонзил два клыка ему в руку.
— Он должен был умереть.
— Джеффри принял яд как бесценный подарок… он боготворил эту рану. Яд захватил его кости и плоть. Я думаю, он влюбился в яд у него внутри, а яд влюбился в него. Может быть, так бывает. Один случай из тысячи. Кот Игрун говорил об этом однажды в журнале. Я уловил изменение имени. Он говорил, что есть плоть, священная для Вирта; эта плоть может жить прямо в Вирте. Это своего рода брак. Так он говорит. По?любому… мой брат тогда крепко подсел. Ему хотелось все больше и больше. Однажды попробовав… ну, ты сам знаешь, как это бывает.
— Я знаю.
— Обычные перья уже стали ему неинтересны. Ему хотелось опасных. Все больше и больше. Я думаю, что он слишком далеко зашел. Мне пришлось выбираться с боем.
— Он что?то нашел? — спросил я.
— Для меня это был перебор, Скриббл. То, что делал, мой брат… Мне пришлось принимать меры.
— Что случилось?
— Он нашел Изысканное Желтое.
О Боже!
Фургон занесло на мокрую обочину, и я почти физически ощутил, как сдирается краска с борта, когда мы царапнули боком о подпорки ограды. Секунды летели в бешеной спешке, и я лихорадочно вцепился в руль, выворачивая его. Без толку. Я был полностью одинок, и я был человеком. Человеком! Пассажиры в кузове материли меня на чем свет стоит, а потом к ним присоединились собаки — все три. Прямо зоопарк на колесах. Я видел деревья, проносящиеся мимо. Мы наскочили на камень или на что?то еще, и фары высветили ствол большого дуба, прямо напротив нас. Казалось, весь мир истошно вопит, и я — вместе с ним, и Битл поет у меня за спиной, и его цвета взрываются радугой. А потом накатил Вирт, обрушился, как лавина! И руль, казалось, теперь знает сам, куда повернуться под моими руками, и очень скоро я снова обрел контроль над машиной — спокойный и хладнокровный, я мчался по черной дороге.