У меня было странное ощущение, словно ночь отдается мне, заполняя меня своими картинками.
Я улавливал отблески абсолютно всего.
Я был под Виртовым кайфом, и бежал сквозь темное пространство, и сзади неслась какая?то толпа — и никакого пера у меня во рту.
Оглушительно выли полицейские сирены, творя плохую музыку.
Сирены, свистки.
Вой генератора, качавшего энергию для набора дуговых ламп.
Свет теневых копов.
Топот ног по бетону. Настоящих человеческих ног.
Я не знал, где я.
Тяжело грохнулся о кирпичную стену, повернулся — и там была Мердок, и ее испещренное шрамами лицо уставилось на меня.
Танцоры, бывшие танцоры, запаниковали у меня за спиной в плотной тусовке, и разбежались кто куда. И я остался один, нос к носу со шрамами Мердок.
— Я все?таки тебя достала.
Голос у полицейской был глухим и тяжелым от долгого бега, и пистолет у нее в руке потрескивал светящейся жизнью, словно в обойме были живые пули.
Я, не раздумывая, запустил руку в карман, и мои пальцы сомкнулись на старом пистолете Мердок — том самом, который я украл у нее в нашем логове. Но я слабо разбирался в таких вещах, и когда Мердок приказала мне бросить его, я бросил. Пистолет с мертвым звуком упал на бетон, как будто я сам отрезал себя от освобождения, но пистолет Мердок был настоящий, всамаделишный, заряженный и готовый.
— Как это будет, малыш? — спросила она. — Грязно или чисто?
Пушка Мердок была единственной вещью в моей жизни, единственной вещью, ради которой вообще стоило жить. Так иногда происходит с орудиями смерти.
— Как это будет?
Пистолет Мердок был пульсирующей эрекцией, нацеленной мне прямо в сердце. Над крышами проступали первые проблески солнца, и темный туман формировался справа от полицейской. Другие копы занимали позицию. Я слышал крики и проклятия, когда людей забирали, или люди спасались бегством. Я чувствовал присутствие Битла, довольно близко от меня, но я не мог — по?любому — его разглядеть.
— Лучше кончить чисто, — сказала Мердок. Туман рядом с ней сгустился до дрожащей фигуры.
Я знал это лицо, эту фигуру.
Шака! Разорванный на части теневой коп. Его дымящееся тело — месиво испарений, его лицо — гримаса дыма. Он раскачивался внутри и снаружи бытия, и его новая воздушная коробка передач с усилием освещала его разломанное тело в реальном мире, так что оно могло теперь слизывать там информацию, питаясь чужими секретами. Они починили его, пусть и на скорую руку, но его лучи были по?прежнему сильными и горячими, и он выстреливал их в меня, то есть, не то чтобы прямо в меня, но в мою сторону, и я чувствовал, как они опаляют кирпичную кладку сбоку от моей головы.
— Он мой, Шака! — закричала Мердок.
Неужели такая моя судьба — стать призом в состязании двух стрелков, реального и его тени?!
Мердок приказала своему стволу сфокусироваться, и я услышал жужжание, когда он нашел меня, направив горячие пули мне прямо в сердце, в эту податливую мишень.
— Медленно повернись, — сказала Мердок. — Лицом к стене. И никаких сюрпризов. Я не люблю сюрпризы.
Разумеется.
И я повернулся, лицом к стене, и прямо в тот самый момент ощутил рядом присутствие Битла. Вот как это было. Я не видел его, но почувствовал!
Битл шагнул из теней, держа пистолет перед собой, словно какое?то подношение.
Мердок уже видела этот пистолет раньше, и теперь она вновь оказалась на мушке. Я бы даже сказал, что она не особенно хорошо просекала ситуацию.
Я бы даже сказал, что она не особенно хорошо просекала ситуацию. Равно как и Шака. За что, кстати, и поплатился: он снова стоял под ударом.
Мне сразу сделалось хорошо. В кои?то веки не ты стоишь под ударом.
Шака мерцал и светился вспышками, его простреленные банки данных боролись с его механизмами. Его коробку передач держал какой?то новый долбоеб?напарник, который, как очевидно, был совершенно далек от того, чтобы сохранять спокойствие; он дрожал, и воздушная коробка у него в руках дрожала тоже. Шаке приходилось страшно напрягаться, чтобы держать свои лучи на одной линии. Судя по выражению на его полуосвещенном лице, можно было с уверенностью предположить, что в данный конкретный момент ему было явно не до каких?то разборок.
Мердок потела; пот ручьями стекал со лба, вниз по шрамам от клыков рободога.
На пересечении Уилбрахэм Роуд и подъездной аллеи какого?то бедного содомита, торчал мобиль?фургон в виде собачьей конуры, принадлежавший Динго Клыку и его стае псов?музыкантов. «Хэй, хэй, мы — оборотни», — было написано на боку. Рядом с ним я разглядел Тристана и Союз; их волосы — бурная река, катящая свои волны в бледнеющем лунном свете. Сьюз держала на двойном поводке двух робохаундов. Собаки были почти с нее ростом и явно алкали крови копов.
Я танцевал. Это был тот самый судорожный нервный танец, который может себе позволить только человек, действительно напуганный в говно. Но мое сознание было как незнакомец, бессердечный незнакомец с пистолетом в руках. Таким был Битл. У него за спиной появилась Мэнди, ее глаза метали молнии, переключаясь с объекта на объект, и когда она переводила взгляд, два пистолета удерживались в равновесии: один был направлен мне в сердце, другой — в голову полицейской.