— Несчастный Разлай Макдональдович, — расстроилась Алиса, — надо его выручать!
— Обязательно, — согласился Серебряков. — Только не сегодня, сегодня у нас очень важный момент, я хочу, чтобы вы, девочки-мальчики, это поняли! А теперь давайте присядем и обсудим наши дела.
— Только не сегодня, сегодня у нас очень важный момент, я хочу, чтобы вы, девочки-мальчики, это поняли! А теперь давайте присядем и обсудим наши дела. Необходим мозговой штурм. Суть в том, что каждый из нас должен знать свой маневр. Для оживления мы используем магическую технологию бабы Ванды и атмосферное электричество. Это увеличит шансы удачного исхода эксперимента. — Голос профессора дрогнул от волнения: еще бы, он находился в одном шаге от исполнения главной мечты своей жизни.
Серебряков пригласил всех к столу. Ванда и Швыр сели по одну его сторону, девочки по другую. Профессор подошел к рыцарю, приподнял меч и, держа руками за лезвие и рукоять, осторожно опустил его на столешницу точно посередине между участниками предстоящего обряда…
Глава 2
День начался чудесно. Давно уже у Ниночки Водорябовой не было такого хорошего настроения. Собираясь на работу, она даже тихонько напевала себе под нос. Выйдя на лестничную клетку, Ниночка обнаружила, что за ручкой двери примостился миленький букет ромашек. Никакой записки не было, но Ниночка отлично поняла, кто его принес. Она на минутку забежала домой, поставила цветочки в вазу зеленого стекла, полюбовалась ими несколько секунд, на ходу глянула на себя в зеркало и, улыбаясь, вышла на улицу…
На студии все отметили, что она сегодня хорошо выглядит, а ее стройной фигурке телевизионные девушки вообще всегда завидовали. Если бы они только знали, откуда берутся такие вот тощенькие женщины! Дело в том, что Ниночка росла в очень малообеспеченной семье. Отец бросил их, а у мамы не было ни профессии, ни образования, и найти нормально оплачиваемую работу ей никак не удавалось.
Как на грех, у Ниночки не нашлось ни бабушек, ни дедушек и вообще ни одного участливого родственника, кроме болезненной и вредной тетки, старшей сестры матери. Некому было поддержать маленькую семью, и Нина часто слышала, как мама тихонько плачет над тазом грязного белья или миской нечищеной картошки. Маме казалось, что шум текущей воды заглушает ее всхлипывания, но Ниночка отлично все слышала.
Соседки звали ее недокормышем, и действительно, она была такой худенькой и бледненькой, что всем казалось, будто девочка серьезно больна. Врач детской поликлиники на каждом приеме говорила Ниночкиной маме, что девочка плохо развивается, отстает в росте и весе от средних показателей, что ей нужны витамины, хорошее питание и отдых на морском берегу. Мама кивала докторице, пряча глаза, а потом покупала дочке яблоко или апельсин, этим все и ограничивалось. Она надрывалась, убирая и моя чужие квартиры, обслуживая банкеты, а потом стонала от боли, погружая распухшие руки в тазик с горячей водой.
Эта вечная нужда закалила Нину, выковала у нее борцовский характер. Как степная травинка, она гнулась, но не ломалась, боролась как могла. Маму свою она очень любила и никогда не расстраивала ее глупыми просьбами о новых нарядах и конфетах. Она привыкла к тому, что одета хуже сверстников, но старалась, чтобы ее старенькие платья были всегда аккуратно выглажены и отличались безупречной чистотой. А еще она очень хорошо училась, практически лучше всех в классе.
На выпускной Ниночка не пошла, не хотелось показывать одноклассникам уродское праздничное платье, перешитое мамой из своего старого. Выпускница в одиночестве побродила по улицам и тихонько вернулась домой. На вопрос матери, что это она явилась так рано, ответила, что там неинтересно. В этот вечер они обе плакали, Ниночка в ванной, а мама на кухне.
А потом мамы не стало, Ниночка осталась совсем одна и с трудом пережила эту потерю. Тщательно взвесив все за и против, она продала свою двухкомнатную квартиру, сняла маленькую однушку, а на вырученные деньги существовала, пока училась в институте. Профессию приобрести удалось.
Профессию приобрести удалось. Не хватало ей в жизни только одного — везения.
Ее много раз приглашали на пробы в хорошие программы, однажды даже записали пилотную передачу, но дальше этого дело не пошло. Ниночка так и крутилась на вторых и третьих ролях, иногда замещая заболевших телеведущих, а потом укоренилась в должности помощника режиссера. Она уже привыкла к такому раскладу, но не смирилась, поэтому остро страдала от любой несправедливости.
Проверив текст очередного эфира, Ниночка вложила его в черную папку и подошла с ней к застывшей перед ноутбуком в редакторской Корделии. Конечно, можно было бы бросить ей сообщение по электронной почте, но Водорябовой хотелось поговорить с ней лично.
— Корделия Петровна! Я вас поблагодарить хотела, ну, за бабу Ванду… — Нина положила папку на стол и пододвинула ее Малышкиной. — У меня теперь все по-другому будет, я чувствую.
— Помогла тебе Ванда? — машинально спросила Корделия, просматривая один за другим листы сообщений.
— Это я все сдуру… Я больше никогда… Я еще прощения у вас попросить хотела…