Толпа сначала задохнулась в экстазе обожания, а потом зал взорвался криками и аплодисментами. Нечисть заколыхалась волнами, как море перед бурей.
— Карлос, дай мне трость Брюса! — крикнул испанцу встревоженный масштабами этого цунами Швыров.
Нечисть заколыхалась волнами, как море перед бурей.
— Карлос, дай мне трость Брюса! — крикнул испанцу встревоженный масштабами этого цунами Швыров.
Получив маленькую, размером с карандаш трость, он тут же раздвинул ее до обычных размеров и несколько раз взмахнул, как саблей, проверяя ее на вес и прочность.
На красной дорожке, ведущей к центру зала, появился милостиво улыбающийся Брюс в черной профессорской мантии и треуголке на голове. На плече у него сидел Оссуарий, он всем своим видом выражал полный восторг от происходящего. Под руку с Брюсом шла молодая красивая женщина в шитом серебром платье с корсетом и широкой длинной юбкой.
За ними следовало существо, выглядевшее как мумия в четырехуголке с кисточкой и больших черных перчатках. Граф и дама торжественным шагом вышли на подиум и склонились одновременно в легком поклоне.
Сделали они это изящно и по-королевски, с достоинством, как должное принимая знаки внимания. Спутница Брюса улыбалась, глядя в зал так же снисходительно, как и граф, как будто слава мастера распространялась и лично на нее. Алисе вдруг показалось, что она не раз уже видела эту даму, что-то в ней казалось неуловимо знакомым… И тут ее осенило!
— Это же баба Ванда! — громко крикнула она, поднимая Грызлова над головой. — Смотри, вон там, рядом с Брюсом, это она!
Взгляд Брюса тут же выхватил из толпы Серебрякова, Швыра и Алису с Грызловым на руках. Граф грозно усмехнулся, вытянул в их сторону неестественно длинную руку.
Толпа слегка расступилась, и все в зале уставились на них. В зале повисла грозная тишина. Алисе стало очень неуютно.
Брюс увидел горящие гневом глаза Карлоса и в ту же секунду понял, вернее почувствовал, что перед ним стоит чрезвычайно опасный враг. Карлос легко взлетел на подиум, громким, звенящим от напряжения голосом крикнул:
— Ситуайен [10] Брюс, именем Магического совета вы арестованы. Объявляю роспуск вашего незаконного собрания! — Карлос гордо выпрямился, тряхнул головой. Глаза его сияли, и в это мгновение он был прекрасен.
По залу прокатился ропот негодования, но Брюс в ответ на тираду только весело и язвительно рассмеялся.
— Этот самонадеянный молодой человек глубочайшим образом заблуждается! — сказал он, обернувшись к Папирусу. — Арестован не я, а, напротив, он со товарищи. Изволь, друг мой, поставить его о сем в известность.
Мумия послушно выступила вперед и направилась к испанцу шуршащим мягким шагом. Встревоженный профессор попросил Михаила помочь ему взгромоздиться на сцену. Лязг доспехов отразился от купола и вернулся вниз железным грохотом. Следом за Серебряковым на подиум взобрались Алиса с Грызловым и сам Швыров. Они подошли к Карлосу одновременно с мумией, встали у него за спиной полукругом.
— Соблаговолите, судари мои, сдать оружие, ежели оно у вас имеется, а равно признать себя побежденными, — прошелестел Папирус, вытягивая руку в сторону четверки друзей. Помолчав, он добавил: — Во избежание разрушения ваших бренных оболочек.
В тот же момент профессор выглянул из-за Карлоса и показал мумии обеими руками, что ей надо срочно поправить четырехуголку. Папирус вопросительно взглянул на рыцаря, который снова повторил тот же жест, изо всех сил моргая глазами в знак подтверждения своей мысли, и даже громко похлопал себя по своему стальному шлему с двух сторон.
Но как только бумажный человек поднес черные перчатки к голове, Серебряков изо всех сил крикнул:
— Мутабор!
Между позолоченными керамическими бляшками на внутренней стороне перчаток с громким хлопком полыхнул синий разряд, и в ту же секунду Папирус исчез, словно растворился в воздухе.
На пол с легким стуком упали две черные перчатки, сверху на них приземлилась четырехуголка с кисточкой. И по залу поплыл запах свежего огурца.
— Взять их! — страшным низким голосом вскричал Брюс, обращаясь к нечисти, только и ждавшей этого приказа.
Черная волна взметнулась к своду зала и с головой накрыла Карлоса и его команду…
Корделия проснулась оттого, что кто-то громко постучал в окно спальни. Так ей показалось. За окном жутко завывала буря, деревья гудели и гнулись под неистовым, нарастающим напором ветра. Молнии вспыхивали одна за другой в разных концах неба с сухим треском, а Малышкин как ни в чем не бывало мирно посапывал на двуспальной кровати и ничего, ровным счетом ничего не слышал.
У Корделии вдруг сжалось сердце от уверенности, что Алиса находится в страшной опасности. Она уже хотела было разбудить мужа, но в последний момент передумала. Конечно, он из солидарности будет таращить глаза и хмурить брови, всячески изображать сочувствие, но толком объяснить ему причину своей тревоги она все равно не сможет.
Когда Алиса была совсем крошечной, вышло так, что некому было помочь с ребенком, и Корделии подолгу приходилось оставаться наедине со своей маленькой беспомощной дочуркой. Так между ними возникла глубокая, необъяснимая связь, настолько глубокая, что мать и дочь узнавали желания и мысли друг друга задолго до того, как высказывали их вслух.