Микулка задумался. Эдаких денег он и не видывал, не то что в руках не держал. Нда… Тоже незадача! Весь его пояс о десяти бляхах тянул на три рубля, а двух блях уже нету.
— Ну что, брать будешь?
— Не-е-е, благодарствую.
Денег не взял.
Торговец с сомнением оглядел богато разодетого отрока.
— Чего ходишь тогда? Токма товар собой заслоняешь.
И тут паренек разглядел на краю площади яркий блик, словно серебряное зеркало сверкнуло. Он присмотрелся, но ничего боле не приметил — пустая улица вдоль городской стены, но отчаяние заставляет цепляться за всякую малость, мало ли что! Спешно, но не привлекая к себе излишнего внимания, он пересек торжище, обхотя набитые товаром телеги и направился в неведомую ему часть города по узенькой немощеной улице, петлявшей между ветхих домишек окраины. Не смотря на сухую погоду тут и там расползались по земле неопрятные лужи, словно крохотными лодиями игрались они кожурой и объедками. Запах стоял тяжкий, а от жужжания мух уже и в голове начинало гудеть. Полуденное солнце припекало затылок, под ногами скакала короткая тень с качавшейся над плечом рукоятью меча, а народу на улице не было вовсе, даже привычные городские звуки слышались тут словно сквозь толстое покрывало.
— Невеселое местечко! — в Голосе почувствовалось даже какое-то напряжение.
— Все же лучше, чем в нашем селе. — ответил Микулка и тут же почувствовал спиной чей-то взгляд.
Он не сбавляя шага скосил глаза насколько можно, но ничего не приметил — дома и дома. Странно… Остановившись, он почесал макушку, словно раздумывая куда теперь направиться, а сам настроился на рассейнный взор — может так хоть что-то узреть удастся. Ничего… Только легкое шевеление в тени за хаткой, как будто ветер всколыхнул одинокий лист на ветке. Микулка сделал шаг, но лучше от этого видно не стало, только краем глаза он уловил совсем с другой стороны какое-то движение, быстро повернулся и с крайним удивлением уставился на совершенно пустую улицу. Точнее на лужу у края дороги. По ней разбегалась отчетливая рябь встревоженной воды. И тут он чуть не подскочил, почуяв затылком близкое, совершенно беззвучное дыхание. Так может дышать только зверь. Ночной охотник.
Микулка медленно обернулся, готовясь выхватить меч и невольно зажмурил глаза от яркого блика, отброшенного рукоятью, торчавшей из-за чужого плеча. Перед ним стоял длинноволосый воин, весь затянутый в черную кожу, за спиной у него висел не только ослепительно сверкающий меч, но и кожаный чехол с лютней.
— Волк?! — признал он недавнего знакомца. — Эээ… Хорошо, что ты тут, мне сейчас любая помощь в прок будет. Невесту у меня украли, чуть ли не с самой свадьбы! Князь Витима ищет, там кроме моей невесты и моего же коня еще колдовской Камень пропал.
— Чего ж ты тогда бродишь без толку?
— Ну… Не пешком же идти! А на коня денег недостает. Да и куда путь держать? Стражи говорят, что с конем и с девкой никто за ворота не выезжал.
— Неужто ты мыслишь, — улыбнулся Волк, — что Киев токма через ворота покинуть можно? Кабы так, наша дружина на одном мыте разорилась бы. Идем! Надо остальных сыскать. Днем это не так просто сделать.
Он пошел дальше по улице, знаком пригласив за собой Микулку. Улочка петляла сначала под гору, а потом полезла на холм, помогая жаре выкатывать капли пота на коже.
Белокаменная городская стена высилась слева, перекрыв собой чуть ли не половину неба. В многолетней ее тени было сыро, бурьян и лопухи вымахали выше пояса, что-то в них явственно копошилось, иногда проявляя неясные тени. Микулка напрягся, вглядываясь в переплетение мясистых стеблей и листьев, но кроме неясного шевеления ничего не заметил.
— Крысы… — коротко ответил Волк, словно спиной наблюдал за своим спутником.
— Крысы… — коротко ответил Волк, словно спиной наблюдал за своим спутником. — Их тут тьма тьмущая.
Скоро они зашли в такие трущебы, где не было, казалось, ни одного целого дома. Правда грязи тоже не было, да и не воняло совсем.
— Самая окраина, — пояснил Волк. — Шагов через тридцать стена углом сворачивает и идет к малым воротам.
— Есть еще и малые? — удивился паренек.
— Есть, но через них не выпускают. Разрешают только вход, да и то лишь в дни больших торгов.
Микулка оглянулся и завороженно замер — отсюда открывался удивительный, почти нереальный вид на огромный город. Улочка позади круто сбегала вниз и полуразрушенные домишки не закрывали того, что было дальше, на крутых склонах Горы, которая оказалась ниже неприметного холма, на котором стояли витязи. Ясно виднелась мощеная главная улица и вся рыночная площадь, не говоря уже о княжьем тереме, во дворе которого можно было пересчитать весь суетившийся люд.
— Ух ты… — невольно воскликнул паренек. — Отчего же тут никто не живет? Красота какая, весь Киев как на ладони!
— Жили раньше, но стало с водой худо. Колодцы пересохли, видно вода ниже спустилась, а возить в такую крутизну тяжко. Вот народ и ушел вниз.
Волк огляделся, вытащил из густого бурьяна связанную из жердей лесенку, облокотил на стену полуразваленной хатки и ловко влез на крышу, достав из-за пояса сверкнувшую полированным серебром пластинку. Он выбрал один из торчавших сквозь прохудившуюся крышу шестов и привязал к нему блестящую побрякушку, потом спрыгнул вниз и оглядел свою работу шагов с пяти. Пластинка с продетой в нее бечевой вертелась на шесте как муха на паутинке, отбрасывая во все стороны лучи яркого солнца.