— Не знаю. Жил в лесу среди зверей диких, среди гор, далеко от люда, ничего не боялся, все было интересным и новым. А чем больше узнаю людей, тем больше остерегаюсь. Никогда не ведаешь, что они вытворить могут, кто из друзей тебя в спину ударит, а кто из врагов тебе руку подаст.
Дива не ответила, только вздохнула понимающе и грустно.
Они оставили ладью в густой чащебе с северной стороны города, зная, что земли Царьграда и Хазарского каганата всякому вою известны лучше, чем леса вокруг самого Киева. Сколько в этих лесах дивного и неведомого, сколько тайн хранят они! Микулка поежился продираясь сквозь густой подлесок и не выпуская из руки девичью ладонь. Говорят, что по ночам лесовики и мавки играют в этих чащебах свои развеселые свадьбы, а если кто узрит, так навсегда потеряет рассудок, так и бюудет свой век доживать с дурацкой ухмылкой. Говорят, что совсем рядом, под Киевом, живет в замшелой избе старуха, которой минула тысяча лет, стара так, что с нее труха сыплется, страшная словно гнилой пень, а сытится только путниками, что через леса проезжают, может и витязя сожрать, и коня догонит, потому как ведает слова, чтобы в ночном небе летать аки птица. Так с небес коршуном и налетает, перегрызет жилы гнилыми зубами, а потом в избу тащит, рубит на куски и варит в котле. А еще говорят, что на дороге через брянский лес сидит Соловей-разбойник, не то нежить, не то басурманский вой. Грабит всякого, ни чести у него нет, ни совести, а силен так, что ни один витязь его побороть не смог. Не понять в тех рассказах где правда, где вымысел, но и про Волкодлака Микулка раньше не верил, а ведь именно он ему в Таврике жизнь спас. Да и от голода помереть не дал.
Паренек удивился, как это он прошлого года хотел уйти из этой таинственной, суровой, родной и любимой земли, как позарился на заморские прелести… Видать, от голода разум смутился, спасибо Заряну, сдержал дурака.
Нежные весенние листья трепетно касались лиц путников, махали вслед, словно благословляя их на великие дела, которые еще предстоит свершить.
— Домом пахнет… — с улыбкой сказал Микулка. — А ведь дом мой совсем близко, на юг от Киева верст пять, никак не более.
— Хочешь домой? — мягко спросила Дива.
— Не знаю… — неопределенно пожал плечами паренек. — Нечего мне там делать. Кроме братьев никого не осталось, да и братья не родные.
Они вышли из леса на поросший густой и сочной травой луг и сразу вымокли от обильной росы, которую лунный свет превращал в капельки сверкающего серебра. Не смотря на наступившую темноту, городские ворота были раскрыты настежь, а из-за них доносился неясный, но довольно громкий шум.
Не смотря на наступившую темноту, городские ворота были раскрыты настежь, а из-за них доносился неясный, но довольно громкий шум. Приглядевшись путники заметили, что двор ярко освещен факелами и заставлен длинными столами, а за ними народу сидит видимо-невидимо, как грибов после мелкого дождика в конце лета.
— Смотри как Боги сложили! — обрадовался паренек. — Еще и на пир попали!
— Да у русичей что не вечер, то пир. — усмехнулась девушка. — Для них пир, это больше чем просто набивание живота. Где еще можно так вот запросто собраться после долгих походов, рассказать о своих подвигах и послушать чужие рассказы? Пир для того самое место!
Микулка подумал, что Дива права. Ежели половину жизни на печи пролежать, дальше носа не зрить и ничего в этом мире не сделать, так на пиру и заскучаешь — ведь и чужие байки в тягость, коль самому рассказть нечего. То ли дело, когда успел повидать иные места, надавать по сусалам лютым ворогам и покорить сердца прекрасных дев. Ежели другим не рассказать, так и лопнешь с натуги. Видать, потому русичи и пируют так часто, что больше других свершить успевают. Ежели немец из своего замка не уедет пока ему мошну золота не посулишь, или трон, или девку-красунью, то русичу на то наплевать. Его на подвиги тянет не жадность, а что-то иное. Иногда просто удаль молодецкая, чаще жажда процветания рода-племени, а иногда и месть ворогу, который в прошлой сече одолел отца или брата. Кровь за кровь и честь рода превыше всего — вот то, что заставляет русича после пира садиться в седло и много лун ходить дозором в полях и лесах, спать на попоне и есть недопеченое мясо. А уж коль за подвиги гривну пожалуют, или землями князь одарит, или девку-красунью у басурман удастся отбить, так то никогда лишним не будет, чего отказываться?
— Хотелось бы знать, удалось ли Владимиру отвоевать Киев, или это Ярополк празднует свою победу? — задумчиво спросил Микулка.
— Что уж проще! Вон охранники на воротах, пойти да спросить.
Пятеро охранников сидели как сычи, хмурые и злые, что надо торчать тут, а не заливаться по горло хмельным медом и пенным олом. Старший то и дело поглядывал на луну, пытаясь определить, когда же придет смена.
— Гой еси! — обратился к ним подошедший Микулка, оставив Диву слегка позади.
— Будь здоров эээ… витязь! — нехотя ответил здоровенный вой, сжимая огромный топор на длинной витой рукояти. — С чем пожаловал?
— Важные вести князю принес! — не задумываясь ответил паренек.