В полдень Зарян сварил мясную похлебку с грибами и Микулка вместе с ним отведал горячего варева прямо тут, под открытым небом.
— Хватит частокол городить. — дуя на ложку, сказал старик. — До вечера все равно не успеем закончить, а незваных гостей можно ждать хоть нунечку.
— Так как раз спешить надо! — удивился Микулка.
— Спешить хорошо, когда вшей ловишь. А коль оборону устраиваешь, тут думать надо. Главная опасность для нас, это дорога с полудня. Надо ее заколодить, конному тогда не проехать, а пеших мы завсегда встретим. После обеда устроим сруб на дороге, а спать ночью будем по очереди. Эти шельмецы аки тати подмостные, скорее всего с темнотой нападут.
К вечеру похолодало.
К вечеру похолодало. И хотя мороза не было, но северный ветер принес из-за гор студеный воздух, пахнущий свежестью и бескрайней степью.
Сруб получился на славу, Микулка выложил поперечные бревна, подпер их продольными, а для верности натаскал под сруб колючих ветвей от держи-дерева. Такие ветви не только человека, а и свирепого вепря удержат. Зарян сказал пареньку натаскать бочонком воды из ручья и залить сруб, чтоб не горел, если подожгут. Сухие бревна жадно впитали воду, отяжелели, теперь и втроем с места не сдвинуть, разве что конями растаскивать. Уже под темень старик исхитрился в старый овраг у дороги набить кольев острием вверх, а сам овраг сверху перекрыл тонким валежником. В такую ловчую яму и конный и пеший попадет, назад не выберется.
Потом, кряхтя и ругаясь, Зарян вытащил из чулана бочонок с маслом и откатил его к срубу.
— Вот жалость-то… — бурчал дед. — Из-за этих басурман приходится добро изводить.
— Вы что, — не понял Микулка, — собираетесь доброе масло наземь вылить? Эх… Был бестолковым, бестолковым и остался. — не зло буркнул дед. — А стрелять ты в темноту будешь? Возьми лучше тряпиц в избе, обмакни в масло и обмотай несколько стрел для розжигу.
Когда звезды туманными пятнами пробились сквозь пелену облаков, все было готово к обороне. Старик и Микулка в избу заходить не стали, развели костер у частокола и подвесили над ним котелок с ароматными щами. От костра веяло приятным теплом, ветер стих, позволяя искрам вздыматься к небу огненным столбом.
На миг небо перекрыла огромная тень.
— Змей в Степь полетел, — пояснил Зарян вздрогнувшему Микулке, — печенежским барашком разжиться. А то и бычком. Знавал я в западных скалах одного. Махонького… С пятерых быков, не больше. Мамка его загинула где-то, так мы с ним подружились, можно сказать я его на крыло ставил, заместо мамки. Глупые они, аки курицы, но всякой твари свое место под солнцем есть, или под луной. Может это он и есть…
С юга раздался приглушенный конский топот.
— Все… — нахмурившись произнес старик. — Дождались. Заливай костер и бегом к частоколу. Я лук возьму и в миг буду. Одну головню оставь горящей, от нее будешь стрелы запаливать.
Микулка затрусился мелкой дрожью, это с ознобом выходило беспокойство прошедшего дня. «А ведь я боюсь…» — со стыдом подумал он. — «Днем не боялся, только зол был, а сейчас боязно». Он подхватил лук, закинул за спину колчан и, подгоняемый страхом, рванулся к частоколу. Почти сразу его догнал дед Зарян. Они прислонились к бревнам и через прорубленные бойницы взглянули на сруб.
— Сейчас их увидим на фоне моря. — шепнул старик. — Коль ухо меня не оболгало, так их человек пятьдесят, не боле.
— Ну вот, а Вы говорили тысяча! Зря сруб городили.
— Вот балда… — фыркнул Зарян. — Тут и со срубом полсотни конников попробуй, останови. Ладно. Как увидишь первых, запаливай стрелу и стреляй в бочку с маслом.
Конский топот усилился, вскоре показались темные фигуры воинов.
— Я их вижу. — шепнул Микулка. — Могу стрелять. Жалко масло палить, может опосля?
— Верно кажешь… Стреляй в первых, когда я скажу, но огонь держи наготове, а то они нас с боков обойдут — не заметим.
На светлом фоне моря замелькал уже десяток теней.
— Эй, урус! — донеслось от сруба.
— Зачем дорогу портил? Как проехать теперь?
— Я вас в гости не приглашал! — зло крикнул Зарян. — Да вы все за одним столом и не поместитесь!
— Мы постоим, урус, мы не гордые. Дашь пройти, говорить будем. Сам каган Кучук говорить будет.
— Я с его холопами уже говорил сегодня. Небось надолго кагану запомнится.
— Какой ты злой, урус! Хочешь воевать? Давай будем воевать.
В частокол звучно ударила стрела с булатным острием, стреляли на звук, без прицела. Тут же справа от дороги раздался треск веток и истошный предсмертный крик — сработали колья в овраге.
— Обходят, басурмане… — злобно сказал старик. — Стреляй, больше ждать нечего.
Микулка холодея от страха натянул лук и выстрелил в ближайшую к срубу фигуру. Попал в голову, воин повалился с коня без звука, как мешок набитый травой. Старик дважды выстрелил куда-то влево, в густую темноту, но оттуда, к немалому удивлению паренька, раздались два хриплых вскрика. Им вторили жуткие крики справа.
— Обходят… Запаливай бочку!
Микулка взял стрелу обмотанную тряпицей и, подпалив от головни, выстрелил в масло. Вскоре весь сруб охватило жаркое пламя, разлилось вширь, заскочило на близких всадников. На дороге началась паника. Печенеги кричали, метались, тушили горящих. Вся округа была освещена ярким желтеющим светом, облетевший лес был виден насквозь. Старик пускал стрелы по идущим в обход, Микулка валил всадников за пылающим срубом. Крики усилились, казалось, что в ужасе и боли кричал сам лес.