— Бей по ногам, по рукам! — посоветовал старик. — Меньше загубишь, но суматохи прибавится, крик раненных испуга врагам добавит, а невредимые язвленных будут из боя выносить. Нам меньше стрелять.
Микулка подивился боевой премудрости, но припомнил, стал бить в незащищенные ноги и руки.
Когда из-за гор поднялась луна, стрел почти не осталось, но первую атаку русичи отбили. Печенеги оттаскивали со всех сторон орущих и визжащих раненных, по лесу метались обезумевшие от крика и огня кони.
— Хорошо стреляешь, урус-батыр! — донеслось из-за сруба. — Как успеваешь так быстро? Но нас много, урус, всех стрелять стрел не хватит! Давай сдаваться, урус. Каган Кучук тебя убивать не будет, не бойся!
— Пусть ваш каган идет к Ящеру! — ответил старик. — Или к шайтану своему… И под хвост его целует. Сами сдавайтесь, пока целы!
Микулка морщась облизывал большой палец на левой руке, в кровь разбитый тугой тетивой. Из-за сруба к избе протянулись две огненно-дымных нити и в крышу вонзились пылающие стрелы. Паренек испугался было, но крыша была сырая и стрелы сгорели без всякого толку.
Печенеги обстреливали их долго, метали в темноту, наугад, подпаленные стрелы, подожгли частокол, но Микулка залил его водой.
— Боятся за сруб вылезать. — объяснил старик. — Но есть способ их выманить. Как снова стрелы в частокол полетят, ори как резаный, пусть думают, что ранили кого-то.
В бревна ударили несколько стрел и Микулка закричал, словно занозу под ноготь загнал, старик громко завыл и заохал. Печенеги повалили из-за сруба аки тараканы, продирались сквозь лес слева от дороги опасаясь страшного оврага с кольями. Огонь почти угас, занялись просохшие бревна, но горели вяло, зато луна ярко освещала лес серебряным блюдом.
Микулка с натугой выпустил несколько стрел, пальцы горели содранной кожей, мышцы ныли невыразимой усталостью.
Микулка с натугой выпустил несколько стрел, пальцы горели содранной кожей, мышцы ныли невыразимой усталостью. Старик молотил из лука, как туча градом, словно не ведал устали, только кряхтел и посапывал в темноте. Лес снова отозвался криком и стонами, печенеги остановились, выпустили целую тучу стрел и ринулись обратно за сруб.
— Урус! — заорали с дороги. — Хватит людей губить! Ночью печенег дороги не знает, а днем мы тебя обойдем и с горы расстреляем как куропатку. Уходи лучше сам. Гнать не будем.
— Куда им гнать… — зло прошептал старик. — Они ночью в лесу шаг сделать боятся. Микулка, сколько осталось стрел?
— В моем колчане с десяток.
— И у меня пяток. Значит расстреляли чуть меньше сотни. Если даже четвертой стрелой в цель попадали, то осталось басурман не так много. Вот и кричат. Но следующей атаки нам не сдюжить, стрел мало. Будем уходить, схоронимся в лесу, а потом потихоньку будем их изводить.
— И что, все добро оставим? — с горечью спросил Микулка.
— Они его не тронут. Съесть все сразу — лопнут, а портить не станут, самим сгодится.
— А грамоты… — паренек чуть не расплакался. — Сколько грамот остается! Сожгут ведь…
Из-за сруба показались двое печенегов, махали руками, подавая знаки. Микулка со злости скрипнул было луком, но старик удержал его за плечо.
— Погоди! Пусть скажут чего хотят.
— Эй, урус! — устало крикнул один из вышедших. — Не стреляй, урус! Каган Кучук приказал воинов уводить. Ты победил, батыр. Но каган Кучук знает месть, он тебя воевать до смерти будет. Он тоже батыр.
— Завсегда рад! — не высовываясь за частокол крикнул Зарян
Из-за сруба раздался удаляющийся конский топот.
— Кхе… — старик уселся прямо на землю. — Никак сдюжили. Спасибо Богам!
Микулка присел на корточки, оперевшись спиной в частокол.
— Неужто ушли… — прошептал он, обтирая рукавом пот со лба. — Не верится.
— Добро, коль не верится. — усмехнулся Зарян. — Не могли они все уйти. Появился печенег — жди подвоха. Знать нашли способ со спины нас обойти.
Они замолчали, вслушиваясь в безмолвие леса. Безмолвие было мнимым, зыбким как лунный свет. То дерево скрипнет, то птица ночная захлопает крылами, а с берега слышно морянок, это они на луну плачут.
— Лешака не чую… — задумчиво произнес дед. — А коль печенег в лесу, Леший всегда неспокоен. Но нет никого. Если только…
— Что, дед Зарян? — забеспокоился Микулка.
— Леший вне леса просто быть не может. И начихать ему на то, что вне леса деется. Ежели печенежская рать НА ДОРОГЕ собралась, все и будет тихо. Да только это ведь печенегам знать неоткуда. Неужто русич какой им насоветовал? Увидал бы такого, мозги б его на траву выплеснул. Хуже нет лиха, чем предательство.
— С дороги они нам не навредят… — неуверенно сказал Микулка. — Сруб помешает.
— Это, конечно верно, — кивнул дед, — но мысли их нам неведомы. Что замышляет басурман?
— Может и впрямь, просто ускакали к себе?
Со стороны сруба раздался глухой удар.
Дед и Микулка вскочили на ноги и прильнули к бойницам. Тишина… Ни конского топота, ни криков, только лес шумит, играясь ветром. Под черным небом со светящейся дыркой луны разлилось сырое туманное безмолвие.
Снова удар, треск, надрывный бревенчатый скрип. И снова тихо.
— Бечева!!! — воскликнул старик и подхватив с земли оставленный Микулкой топор метнулся к срубу.