Он вздохнул, вышел из проулка и прихрамывая направился к стене княжьего терема.
* * *
— Ну что? — нетерпеливо спросил Витим Ратибора. — У тебя ведь глаз зорче нашего!
— Зорче не зорче, а тьма была такая, что в пальцах на вытянутой руке обсчитаться можно! — с сомнением качнул головой Сершхан.
— Ладно вам… — серьезно ответил Ратибор. — Надпись я узрел. Чертана нашими резами, только старинной манерой. Но прочесть, ясное дело, не смог.
— А откель же ведаешь, что резы наши? — не преминул поддеть Волк.
— А оттуда, что одну резу я разобрал, когда он меч в ножны засовывал.
— Какую?! — хором воскликнули друзья.
— Ту, которой слово «ТЫ» вычерчивают.
11.
По утру, еще лежа в постели, паренек все мучился, рассказать невесте о ночном приключении или лучше смолчать. Решил смолчать, чтоб зазря не расстраивать.
Нежась после недолгого сна, он услышал во дворе крики, потом топот по коридору, затем, судя по крепчавшему гомону, за окном собралась изрядная толпа.
Он нехотя поднялся, всунул ноги в сапоги, подхватил меч и выскользнул в коридор.
— Ты куда? — спросонья оклинула Дива.
— Я не долго, погляжу чего там во дворе народ собрался. Одна нога там, другая здесь.
Девушка не ответила, уже задремала успокоившись.
Микулка в недобром предчувствии чуть ли не кубарем скатился по лестнице, толпа нехотя пропустила его в первые ряды и он узрел, как перед конюшней бегают трое гридней с оружием, а еще двое вытягивают из раскрытых ворот мертвое тело.
Сразу стало ясно, что приключилась лихая беда, без того бы народ не собрался. А в конюшне… Паренек даже думать не хотел, что с его конем могло статься худое. Но сердце забилось неровно, а в ногах появилась предательская слабость.
— Что случилось? — непослушными губами спросил он рядом стоящего витязя.
— Кто-то ночью в конюшню пробрался. Гридня, что караулил, заколол. Эх… Трех дней до двадцатого лета не дожил отрок! И почти всем коням перебил ноги. Их уже порезали, чтоб не мучились. Жалко, добрые скакуны. Такое мясо и в рот не полезет…
Микулка рванулся к конюшне, толчком сшиб вставшего на пути гридня, но на него навалились скопом, оттянули обратно в толпу.
— Ветерок!!! — не помня себя орал он. — Ветерок, конячка моя!
Даже старые вои смотрели с пониманием и сочувствием, когда паренек, давясь горькой слезой отошел в сторонку и уже не стесняясь расплакался совсем по детски. Первый раз за столько времени верный конь не откликнулся на зов дробным стуком копыт.
— Не реви… — неуверенно попробовал успокоить Голос. — Не реви, люди смотрят. Думаешь это последняя в жизни потеря? Ежели на печи сидеть, тогда да, тогда терять некого и нечего. А коль выбрал такую жизнь, так крепись. Сколько уже друзей потерял? Зарян погиб, тиверца Велигоя прямо на глазах зарубили, коня не сберег. Крепись. Чем больше друзей, тем чаще получается их терять при такой жизни. А без друзей вообще не жизнь. Такие вот дела…
Паренек размазал рукавом слезы и уже подумал возвратиться в светлицу, когда натолкнулся на Извека.
— Ого! Вода в три ручья! — усмехнулся десятник. — Ты-то чего убиваешься? Неужто павший гридень тебе братом родным приходился?
Микулка хотел ответить от души, так чтоб побелка с терема поссыпалась, да вспомнил, что Извек заради него свою конячку угробил.
— Ветерка жалко… — честно признался он.
— Погоди! Твоя-то кобыла, тоесть конь, тут при чем? До него злодей как раз не добрался. Это я теперь пеший… А с пяток коней уцелело, кто-то спугнул душегуба, не дал злое дело до конца довести. Скотинку в сарай отвели, чтоб не рвалась, пока сотоварищей с перебитыми ногами режут.
Слезы в миг высохли, а в глазах заиграла надежда.
— Это точно?
— Да я их сам отводил! Твою-то… кхе… Коня твоего я из сотни узнаю. Натерпелся от дружинников всяких словес, пока он у меня закладным ходил.
— Тогда… — от души воскликнул Микулка. — За эту весть… Пусть тебе Боги такого коня пошлют, какого ни у кого никогда не было! Лучше всех!
Он уже было рванулся к сараю, но десятник придержал его за локоть.
— Погоди! Я одну вещь заприметил странную. Злодей не подряд скотину бил. Выборочно. Бил только тех, кто с твоим в одну масть. Иных пропускал. Может это и случай, но я в такие случайности не больно-то верю.
Задумавшись паренек добрел до сарая. Неужто и впрямь кто-то на Ветерка покусился? Значит это враг. Лично мой враг, не чей-то. Для верности всех похожих коней сгубил. Значит враг опасный, упорный, не боящийся трудностей, не знающий жалости. Кто? И чем я ему так не люб?
Он вошел в теплый сумрак сарая и отыскал глазами своего любимца. Ветерок радостно всхрапнул, признав хозяина, сразу потянулся губами, выискивая угощение на ладони.
Сколько случайностей в одну ночь… А может их меньше? Может душегуб как раз и носит такой же меч? Но я никого такого не знаю! И уж точно никому не насолил. Разве что злодей подосланный. Кем? А меч у него случайно? Опять слишком много случайностей…
— Эй… Кладенец! — тихонько позвал Микулка.
Тишина. Вечно его нет, когда нужен.
Тишина. Вечно его нет, когда нужен. Прямо как Белоян у Владимира.
Ага! Белоян знает про меч, знает про Волкодлака. Заряна знавал… Может он и есть? Осерчал на старика, сводит счеты с учеником. Не похоже! Не злой он. Мудрый волхв. Только сам себе на уме. Но это как раз нормально, когда ум на месте. И Кладенец назвал его СВОИМ. Ящер лапу сломает в этих загадках! Если б Белоян захотел, зашиб бы еще в лесу под Полоцком! Сейчас бы вместе с Титом русалок тешили.