— А зачем им бить? — без всякого притворства удивилась девчушка.
Микулка и рта не успел раскрыть, как девочка махнула крохотной ручкой и широкое булатное острие, просвистев на локоть правее от Микулкиной головы глухо вонзилось в тяжелую дверь.
Паренек аж голову в плечи втянул от неожиданности. Шутить больше желания не было. Он покосился на дверь. Кинжал вошел в дерево вершка на два…
— Эээ… — невнятно протянул Микулка. — Присесть можно?
— Конечно! И еду доставай! Только сначала помоги кинжал вытянуть из досок, а то отец заругает, что я без оружия осталась.
Молодой витязь выдернул кинжал из двери и с уважением передал девочке рукоятью вперед.
— Хорошо швыряешь! — похвалил он. — Садись за стол, сейчас вечерять будем.
— Ножи швырять меня батька научил, да только силы во мне еще мало. Мамка говорит, что каши мало ем. Это правда?
— Конечно! От каши в теле сила образуется. И от занятий усердных. Ты посиди, я коня приведу, а там у меня и еда в мешке. Хорошо?
Микулка улыбаясь вышел из хаты, подозвал Ветерка и оставил его у колодца, похлебать солоноватой степной воды из корыта. Потом снял мешок с седла, зашел в теплый дом и наглухо запер за собой дверь.
— Вот и еда! — с нарочитой бодростью сказал он, развязывая на столе мешок. — А где мамка с отцом?
— Еще с прошлой ночи уехали на базар к ромеям, обещали до темна вернуться, а их все нет и нет. Обед они мне оставили, да только я уже съела все, а больше ничего нет. Они от того и уехали, что надобно было всяких продуктов накупить.
Сердце у паренька неприятно замерло, словно ухватил его кто-то ледяной рукой.
— Ну ничего, приедут скоро… — успокоил он девочку, через силу улыбнувшись.
— Конечно приедут! — без всякого сомнения ответила она, разворачивая тряпицу с хлебом. — Они и раньше уезжали, только всегда возвращались засветло.
Маленькая хозяйка с удовольствием поела запеченную рыбу, оставшуюся с недавнего праздника, взялась и за утку, но не осилила, а Микулка с аппетитом доел сочное мясо.
Капали в углу водяные часы, время стало каким-то ватным, еле тянулось.
— Ты бы полезала на печь спать. — предложил Микулка. — Я родителям двери открою, а если хочешь, тебя разбужу, когда они явятся.
— Не… — сонно моргнула она глазами. — Спать что-то не хочется.
— Ну тогда давай знакомиться. Я Микулка из под Киева. А ты кто?
— А меня Яровитой назвали, но все кличут Ярушкой.
— А чего в такой дали от людей живете? Одиноко тебе, небось, без дитятей соседских.
— Не… Не одиноко. Я уже большая, чтоб в догонялки играть, я мамке по дому помогаю, разве тут соскучишься? А живем мы тут, потому что здесь соль. Батька мой в дружине самого князя Святослава воил, да только посекли его шибко, не мог он больше мечом жить. На левой руке и вовсе пальцев не осталось, нога охромела и иногда падучая на него находит. А соль нам всем пропитание дает, хорошо живем, только далеко за продуктами ездить. Мамка отца одного не пущает, боится, что если упадет, то никто его отхаживать не будет. Недавно она еще одного дитятю понесла, уже живот вот такой!
Девчушка выставила вперед руки и рассмеялась. Микулка тоже улыбнулся, хотя на душе все больше разливалась тревога. Масляный светильник затрясся мерцающим огоньком, но не угас, снова разгорелся мягким желтым пламенем.
— Масло кончается… — погрустнев сказала Ярушка. — В подвале есть еще, но отец меня туда не пускает и закрывает вход на ромейский замок.
— В подвале есть еще, но отец меня туда не пускает и закрывает вход на ромейский замок.
— Вот и иди спать. Во сне тебе что свет, что темнота кромешная, разницы нет.
— Не пойду! Хочу мамку дождаться. Ой, послушай, кажется они возвращаются!
Микулка прислушался и уловил снаружи неясный звук, словно и впрямь кто-то пробирался в ночи через размокшую глину.
— А они на конях? — как бы замежду прочим спросил он.
— На телеге…
Паренек встал с лавки и вытянул Кладенец из ножен.
— От телеги скрип должен быть. А тут только топот. Да и не конский топот… Слушай, а у вас тут и правда упыри бродят?
— По ночам их полно. Иногда и в дом ломятся — без всякого страха рассказала девочка. — Отец у ромеев взял огня греческого, так выжигает их как сухую траву, даже костей не остается.
— А ты знаешь, как огонь метать?
— Неа… Отец его из специальной трубки выдувает. Мне не дает.
Шаги постепенно приближались и наконец Микулка услышал громкий, знакомый до холода в печенке вой.
— Упыряка… — прошептала Ярушка. — Как же мамка с отцом в дом зайдут?
Паренек загасил свет и подошел к мутному оконцу, силясь разглядеть, что происходит снаружи. Видно было плохо, точнее почти ничего не видно, поэтому он уперся лбом в небольшой кусок слюды, стараясь уловить хотя бы движения смутных теней.
И тут прямо перед ним из кромешной тьмы возникло настолько ужасное лицо, что Микулка отскочил от окна так, словно его конем за пояс рванули, а ЭТО прильнуло к слюдяному блюдцу с другой стороны и вперило в темноту свой жуткий, лишенный всяческой мысли взгляд. Сквозь дырявые щеки чудовища были видны редкие желтые зубы, нос давно, видать, отвалился, а кожа на лице потемнела и съежилась. Волосы и вовсе торчали неопрятными клочьями, как солома из стога.