— Не сыскать… — вздохнул старик.
Все лежат, виноград кушают и вином запивают. А раз остался… Только где сыскать воина, который будет с сопливым мальчишкой возиться?
— Не сыскать… — вздохнул старик. — Раньше были веси за городом, где пахарей в ратников переучивали. Сейчас нет. А зачем тебе биться? Хочешь братьев своих проучить, коль вернешься?
— А если и их? Да только не для того мне наука такая. Никак не забуду я того печенега, что саблей мне промеж ушей угадал. Стыдно быть слабым, стыдно в лесу хорониться при первой опасности. Знал бы я тогда боевую науку, поубивал бы супостатов… Их всего пятеро было.
— Кхе… Всего. — качнул головой Зарян. — С одним бы справился, уже героем бы был. Хоть и мертвым.
— А я хочу быть живым! Говорят, что человека одним ударом зашибить можно. Пять ударов… Эка невидаль! Знать бы такой удар. — мечтательно произнес Микулка.
— Это уж точно, — спускаясь с крутого пригорка сказал Зарян, — зашибить легче легкого. А попробуй ты его роди, выкорми да воспитай. Вот то наука, так наука.
Они прошли по узкой тенистой тропке, иногда хватаясь за тонкие древесные стволы для устойчивости. С деревьев капала поздняя роса, падали жучки и мелкая труха. Пахло земным паром, прошлогодними прелыми листьями и жизнью.
— Лечить бы сначала научился, а то сразу биться… — добавил в сердцах Зарян.
— Так я же умею! Вот Вы мне сколько всего рассказали. Я в травах ведаю!
— Ага. Как коза в еловой шишке. — в глазах старика снова блеснули задорные искры. — Но ты прав, хоть и лентяй. Военной науке учится надобно. Русичам ни силы не хватает, а уверенности в своих силах. Силушки-то предостаточно. Только она вместе с нами в лесах хоронится.
— Так по Вашему и учиться не надо, раз силушка есть. Военная наука она ведь что, она силу как раз и дает.
— Молод ты, Микулка, судишь опрометчиво. Военная наука сил не прибавит, коли их нет, а вот ежели есть, то направит их куда нужно и самому тебе покажет сколько силы в тебе и где ей предел. Это и есть уверенность, когда знаешь, скольких противников сможешь сдюжить один, а сколько с соратниками.
— Тогда мне учиться без толку… — склонил голову Микулка. — Силы во мне, как у воробья посреди зимы.
— А сколько по твоему силы нужно? — хитро прищурился Зарян.
— Чем больше, тем лучше! — уверено ответил паренек.
— Кхе… Слыхал ли ты сказ про Святогора? Может до сих пор жив он, может помер, люди разное говорят, да только сила в нем была лишняя, чуть не погубила его.
— Это тот, что в сыру землю ушел? В твоих грамотах писано. Вранье небось… Где это видано, что бы сила лишней была?
— Язык у тебя длинный, а ум короткий. — нахмурился старик. — Вот в ком из нас с тобой силы больше?
— Да я хоть и не полянин, — усмехнулся паренек, — а Вас точно сдюжу.
— Ой ли?
Микулка приметил, что в глазах у старика появилось что-то новое, холодное, может даже злое.
— С голыми руками? — Зарян расправил старческие плечи. — Ты бы взял дубину, сам говоришь, что сила лишняя не бывает.
— Так я о вороге! Не с Вами же драться…
— Так у ворога силы поболее, чем у старика.
— не унимался Зарян. — Как ворога одолеешь, если меня одолеть не попробуешь?
— Так ведь зашибу ненароком… — не на шутку перепугался паренек.
Они сошли с пыльной тропинки на густую траву, место ровное, деревья кончились, вон уже и изба видна.
— Бери дубину, говорят тебе! — рыкнул на мальчишку Зарян. — И стукни меня в плечо.
Микулка перехватил посох, размахнулся не сильно и полоснул старика в руку. Да только удара не вышло. Старик и отходить не стал, повел плечом немножко, палка мимо прошелестела. И тут Микулка так получил стариковской клюкой пониже спины, что аж в глазах потемнело.
— Будет Вам драться! — захныкал паренек. — Чай не провинился, чтоб дубиной по срамным местам.
— Как же ты собираешься военной науке учиться, ежели боль не выносишь?
— Так я думал, что сам буду бить. Я же учусь.
— Вот теперь ты поймешь, что прежде чем бить, надо уметь защищаться, прежде чем ранить, надо научиться лечить. А прежде чем задумаешь оземь кого кинуть, сам поначалу падать научись.
— Не нужна мне такая наука, если потом кости будут болеть!
— Ну а мне что, не нужна, так не нужна. Ежели баба с воза, то кобыле вроде как легче ехать.
Микулка насупился и да самой избы шел молча, потирая ушибленное место. Дома помог деду стол накрыть, разлил густую похлебку по чашкам, хлеба наломал. А когда сели, вознесли хвалу Сваргу за добрую еду, паренек подождал пока старик первую ложку отведает и уж только после этого свою взял.
Ох и впрямь добрая вышла еда! Мало видать в стариковой жизни радостей, вот он из еды радость и делает. Напек в углях оленины ломтями, чтоб румяной корочкой покрылась, да сок внутри оставила, опосля залил ключевой водой и в горшке тушиться оставил, сдобрив кореньями и ароматными травами. А как начала поспевать похлебка, так натер грибов сушеных и высыпал в варево для густоты, вкуса и питательности. Похлебка получилась аки сметана густая, а от духа можно слюной изойти. Микулка взял ломоть хлеба и принялся за еду. Оленина во рту таяла, да еще половинки не тертых грибов попадались. Выхлюпав похлебку, Микулка еще и подливку хлебом со дна чашки вымакал. Хорошо!