Выехали на зорьке, чтоб меньше скакать в духоте прогретого солнцем леса, кони шли хорошо, отдохнули, отъелись сочной травы. За ночь никто не потревожил сон витязей, только иногда до ушей караульного доносился из ночи чей-то надрывный плач, а порой злобные ругательства. Но от усталости все спали как убитые, если, конечно, убитые могут храпеть как Витим.
Завтракали прямо в седлах, чтоб не терять зазря времени, жевали запасенное с Киева мясо, кидали в рот кусочки сдобного хлеба. Микулка выспался славно, поскольку стоял в караули первым, а Ратибор клевал носом, досыпая в седле.
— До места, указанного Белояном, меньше десятка верст. — поведал спутникам Витим Большая Чаша, водя ногтем по взятой у Владимира карте. — Давайте-ка рысью, а то кони заснут. Эй, Ратибор! С коня свалишься. Кто потом заместо тебя охотиться будет?
Солнце медленно поднималось, а вместе с ним поднималось и настроение, здорово подпорченное минувшей ночью. Друзья все чаще обменивались шуточками, а Волк даже затянул песню, правда без музыки, потому как руки поводьями заняты. Лес же кругом словно сопротивлялся такому настрою, давил, становился все гуще. Вскоре показалась развилка и Витим направил коня по правой тропке, оставив в стороне более широкую дорогу.
— Дорога идет на Чернигов, а нам стороной ехать надо. — пояснил он.
Версты через три тропка оборвалась, словно ножом обрезанная, кругом высились могучие деревья, некоторые раскинули ветви шагов на полста, не меньше.
— Кажись приехали! — слезая с коня произнес воевода. — Сейчас на карту взгляну.
— Да чего на нее глядеть? — сонно буркнул Ратибор Теплый Ветер. — И так видать, что пути вперед нету. И вправо нет, и…
— Мы действительно приехали. — уверенно оборвал его Волк. — По всем приметам это то место, о котором Белоян сказывал. Дальше пойду я один.
— Куда? — удивился Сершхан. — Чащеба непролазная!
— Это только с виду так… Ладно, други, пойду я к волхву, а коль что…
— Лучше помолчи. — прервал его Ратибор. — А то накличешь. Ступай, не тяни душу.
Волк подошел к нависающей стене темного леса, шепнул заветное слово и скрылся, словно проглоченный этим взлохмаченным чудищем. Но это только со стороны так смотрелось. Ему же открылась неплохая тропа, уж никак не зверинная, можно было бы и верхом скакать, но на ногах как-то лучше себя в лесу чувствуешь. Конь он что? Дурень дурнем, даром что голова огроменная. Что и когда ему взбредет, одниму скотьему Богу ведомо.
Лес был сырой и мрачный, вокруг тропы поблескивали черные глазища омутов, зеленели ряской болотца, коварно поджидая неосторожного путника. Тропка замысловато петляла между ними, карабкаясь с одного холмика на другой, потом ободила кругами, пролезая под повалеными деревьями, а ингда коридором пролезала сквозь густой кустарник. Больно странная тропка, словно нарочно запутанная, хотя скорее всего так и есть.
Справа в болоте что-то звучно плюхнулось, словно полная бочка упала в воду с городской стены, а через пару мнгновений раздался зловещий утробный рык. Ноги сами понесли быстрее и вскоре болота кругом кончились, а тропа превратилась в широкий, заросший цветами луг. Солнце разогрело густое разнотавье, залило все кругом своим золотистым светом, перемешанным с ароматом тысяч цветов. Но Волк почему-то остановился, опасаясь выйти на открытое пространство, хотя выглядело оно куда веселее мрачного леса.
Но Волк почему-то остановился, опасаясь выйти на открытое пространство, хотя выглядело оно куда веселее мрачного леса. Он осторожно ступил ногой в травяной ковер, ожидая подвоха, но подвоха не было, только угрюмый мохнатый шмель вылетел из цветка и унесся вдаль, тяжко нагруженный сладким нектаром. Витязь собрался с духом и щурясь от солнца вышел на казавшийся бескрайним луг. Но пройдя с десяток шагов он не избавился от тревоги, скорее даже почувствовал ее с новой силой. Что-то не так, что-то тут лишнее. Или не хватает чего-то на этом лугу.
Его не зря кликали Волком… Он еще помнил далекое детство, когда был обычным мальчишкой, гонявшим по пыльным улочкам Киева обруч от бочки, слушавшим дивные песни гусляров и сказы о славных витязях. Но в одночасье все изменилось. Он даже мог сказать, когда именно почувствовал в себе перемены — память сохранила все…
Отец в тот день работал как обычно, а мамка ушла на базар, подкупить харчей к близкому празднетству, наказала ни кого в дом не пущать. Может вся жизнь по другому сложилась бы, еслиб тогда не ослушался.
Незнакомый витязь, грязный и злой, колотил в дверь кулаком, непрестанно ругаясь, но страха не вызвал, скорее жалость. Потому любопытный мальчишка и отпер ему тяжкий засов.
— Ты один, что ли? — оглядев комнату с печкой, спросил незнакомец. — А тятя с мамкой где?
— Кто где. А Вам что за интерес?
— Да так… Слухай, у тебя харч какой-нить в дорогу сыщется?
— Ну… А много ли надо?
— Много не будет. Понимаешь, малец, тут дело такое. Нас десяток воинов, добираемся издалека, с далеких северных гор. Изголодались как волки весной, а путь еще предстоит не близкий.
— Ого! Десяток вас! Не, стока не наберу. Мамка ухи пообдерет, коль я перед праздником все харчи вам отдам. Чего не идете на рынок? Накупили бы всего.