Широкое, на диво острое лезвие чешуилось шершавой ржавчиной, пачкавшей руки. Медные части толстой двуручной рукояти покрывала застарелая зелень, массивная гарда витым прутом перекрещивала клинок и тянула за собой паутину из недавнего плена. Все было простое, надежное, прочное. Только сквозь ржу на клинке проступали кованные в булате резы. Микулка напряг взор, но разобрать в дымном пламени коптилки ничего не смог.
Там же, в теплой земляной нише он нашел деревянные, обшитые кожей и позеленевшей медью ножны. Дерево отсырело, но гниению не поддалось, только в двух местах отстала вздувшаяся кожа. Перевязь на ножнах была какая-то странная, двойная и сколько не тулил ее Микулка к поясу, а зацепить не сумел, так и полез наверх, держа необычную ношу в руке.
Перевязь на ножнах была какая-то странная, двойная и сколько не тулил ее Микулка к поясу, а зацепить не сумел, так и полез наверх, держа необычную ношу в руке.
Небо рассыпалось холодной сверкающей пылью, на востоке занимался бледный сероватый восход, растворяя в себе яркие жемчужины звезд. Микулка вынес из дому тряпицу, колчан с печенежскими стрелами, дорожный мешок с нехитрым своим пожитком и проверенный в бою лук, смочил тряпицу в остатках масла из светильника и тщательно протер меч, стараясь не оставлять даже следов поедающей булат ржавчины. Он, робичич, никогда и не мечтал иметь настоящий, совсем свой, булатный меч. Хотя нет, мечтал, конечно, глядя с завистью на господскую сброю, да разве думал об этом всерьез?
Ржа отступила, покоряясь золотистому маслу, заблестел, заиграл острыми гранями благородный клинок, отбросил от себя мягкими бликами свет восстающего Ярила. На лезвии у самой рукояти теперь отчетливо читалась непонятно к чему относящаяся фраза: «И ты вместе с нами», а с другой стороны имя, нареченное неведомым кузнецом — Кладенец. Микулка не стал ломать над загадкой голову, только припомнил почему-то о колдовской силе, приписываемой людом этому древнему оружию. Он примерил к руке меч. Тяжеловат с непривычки, но биться можно, а уж ежели угадаешь ворога, даже плашмя, так того в дулю завернет, никакой доспех не сдюжит. Тут и дошло до паренька, как перевязь хитрую на тело накинуть, мягкие кожаные лямки удобно устроились на плечах, оставив за спиной широкие ножны. Необычно… Княжьи гридни мечи у пояса носили, но так вроде удобнее, уж больно тяжел Кладенец, у пояса не потягаешь.
Микулка постоял немного, решая куда идти — на север к Владимру, как Зарян того желал или на юг, должок кагану Кучуку отдать. Постоял, подумал, потом сунул колчан в мешок, подхватил его на левое плечо, взял лук и не оглядываясь пошел по знакомой дороге. Набиравшее силу солнце слегка припекало левую щеку.
От Велик-Камня пыльная стежка свернула на восход и поползла в гору, не подпуская к скалистому берегу. Небо светилось умытой недавними дождями синевой, мягкий воздух не студил кожу и идти было легко, только иногда ноги скользили на рассыпанном слоистом известняке, вымытом ливневыми потоками. Микулка никогда не ходил дальше Велик-Камня и теперь все вокруг завораживало своей первозданной неизведанностью и непредсказуемостью. Лес вокруг загустел трескучими ветвями, горы поднимались, нависали, начали закрывать солнце своей каменной грудью, отбрасывая под ноги густые сиреневые тени.
В каждом шорохе осыпавшихся камней, в каждом хрусте подломанной ветки, в каждом вскрике неведомой птицы слышалось навязчивое напоминание: «Ты остался один, будь осторожен!» Микулка даже поежился, сгоняя со спины забегавших было мурашек, настолько отчетливым стало его одиночество. Но жажда мести не давала раскиснуть, приятная тяжесть булата за спиной придавала уверенности, а окружавший запах опасности только обострил до предела все чувства.
Тропка петляла через лес, становилась то шире, то снова сужалась настолько, что двум всадникам не разъехаться, огибала поросшие лишайником валуны. Микулка не ведал где искать орду кагана Кучука, но знал, что печенег без дороги через лес не попрет, тем более ночью, значит ворог не мог уйти далеко, да и спрятаться толком не смог бы. Небось, захватили басурмане какую-то весь и устроились на готовом, сами ведь строить не мастера… Повыбили жителей, а может, оставили народ для работ, мужиков для охоты, да девок для утех. Русич, он терпеливый, может и поработать, но ежели предел перейти, тогда держись. Может так хозяину сопли утереть, что и нос отвалится, и голова вместе с носом отскочит.
Тропка вскарабкалась в гору и протиснулась меж двух заросших плющом островерхих скал. Потом провела путника сквозь густую тень, пахнувшую влажным мхом и наконец выпустила из ущелья, вытолкнула на яркий солнечный свет.
Микулка даже зажмурился, давая глазам привыкнуть к резкому перепаду. Дальше тропка кувыркалась с горы среди высокой сухой травы, уходила через куцый лесок в межгорную долину, посреди которой разлилось длинное изогнутое озеро. А позади нее горная гряда упиралась в небеса каменными головами, седыми от искрившегося на солнце снега. На юге долина обрывалась в море скалистыми когтями, роняя в пенный прибой небольшой водопад, а на севере сужалась и юркой змейкой терялась в голубых громадах предгорий.
У самого озера курилась дымом недавнего пожара растянутая по крутому берегу весь, а рядом безобразными бородавками теснились шатры печенегов.