— Ну понятно же, зачем! — пошловато намекнул Феникс.
Антонио горестно взвыл, обеими руками вцепившись в свои и так-то не слишком пышные волосы. Ратибор смущенно откашлялся, Гала краснела и помалкивала.
— Да есть тут у нас орава лихих людишек,- смущенно повинился знахарь,- Свободными охотниками прозываются. Несколько мальчишек от родительских рук отбились. Сбежали в лес, землянок накопали и зажили по своему разумению. Охотятся, орехи да грибы собирают, меха по осени на торжке сбывают. Ну озорничают, знамо дело. Запросто могут зазевавшейся бабе юбку на голову завернуть. Одно слово — беспутные!
— А тут-то они что по холоду делали? — удивилась я.
— Так зимой самая знатная охота, мех у зверья зело густ и пушист,- компетентно пояснил Ратибор.- На песца, видать, охотились!
— На писца, говоришь! — с угрозой протянула я, вспомнив, в какой щекотливой ситуации подловили стеснительную Кристину.- Вот поймаю я ваших охотничков — такого писца им покажу!
Антонио смотрел на меня с надеждой.
— Ты знаешь, где точно лагерь похитителей расположен? — спросила я у знахаря.
Ратибор кивнул и указал в сторону леса.
— Веди! — приказала я.
Провинившиеся охотники, оказавшиеся всего лишь сборищем неухоженных мальчишек возрастом не старше семнадцати лет, улепетывали долго и отчаянно. Старательно путали следы, петляли, уводя нас то к чуть замерзшему болотцу, то к унылой каменистой гряде. Но их ухищрения попали втуне — я не отставала, прекрасно обходясь без четко видимого следа, чутко — лучше любой охотничьей собаки — улавливая тончайшие энергетические колебания, присущие каждому живому существу. Мальчишки упорно тащили завернутую в шкуры Кристину, бросив девушку только через десяток километров. Видимо, лишь тогда, когда уже совсем вымотались и приуныли.
Видимо, лишь тогда, когда уже совсем вымотались и приуныли. Я торопливо развязала попискивающий меховой кулек:
— Крись, ты жива?
— Ника! — повисла у меня на шее подруга.- Солнце мое рыжее!
Мы счастливо расцеловались, после чего девушка перешла в подрагивающие от переживания руки Антонио.
— Отступилась бы ты, Хозяйка! — попросил Ратибор, подразумевая, что пора бы мне позабыть про незадачливых похитителей, благо Кристину они не успели и пальцем тронуть, а уж тем паче — чем-то другим.
Но я заупрямилась, сама не понимая почему.
— Все равно догоню! — сердито рыкнула я, видимо, из извечной женской солидарности за все неправедно задранные подолы.- И отметелю показательно, дабы впредь неповадно насильничать стало. А коли вы устали, так я она дальше пойду.
Друзья возмущенно зароптали, отказываясь отпускать меня на очередные авантюры в одиночку.
— Место здесь худое! — поджал губы Ратибор.- Загнала ты песцовых охотников на Охранную гряду, за которой тропа к Небесным вратам начинается. Никто сюда соваться не отваживается. Дед Онисим один раз забрел — так вернулся еле живой, обожженный весь, едва-едва его Гала выходила.
— Почему обожженный-то? — подивилась Кристина, пожалуй, к моему великому изумлению, даже весьма довольная своими приключениями. Зато теперь моя подруга получила обоснованный повод горделиво задирать нос, красуясь перед по уши влюбленным в нее Антонио. Вон, мол, какая я роковая девушка — меня мужчины крадут, в меха бесценные заворачивают. Так что цени меня теперь, дурень, и люби до гробовой доски!
— Олгой-Хорхой охраняет подступы к Вратам,- тоненько подсказала Гала из-за широкой спины жениха,- и никого в оное место заповедное не пускает, клубами огня отгоняет!
— Кто? Червь из фантастического романа… — икнув от недоверия, начала я.
Но низкий, утробный рев неожиданно гулко раскатился над горной грядой, эхом отражаясь от огромных валунов.
— Нарвались… — стиснул зубы враз заробевшийРатибор.
Глава 2
Вам приходилось когда-нибудь жалеть своих друзей, переживать за их благополучие, бояться за них? Думаю, что каждый из нас, имеющий близких людей, знаком с подобным чувством. Если в беду попадает друг, то слишком многое, до сих пор надежно скрываемое в тайниках твоей души, выплывает наружу. Тогда отбрасывается прочь трезвый расчет и отметаются любые колебания, теперь уже не имеют значения деньги и прочие материальные ценности, срываются защитные маски, забываются роли и приоритеты. Подобная страшная беда превозмогает все, особенно в том случае, если становится общим несчастьем, общим горем. Мы — люди, и именно умение сопереживать, сострадать близкому или более слабому отличает нас от примитивных животных. Именно поэтому так уместно смотрелись в момент волнения и топор Феникса, и обморок Алехандро, и слезы Антонио. То были переживание и радость, причем не за себя, а за меня, за их близкую подругу. Помнится, еще в нашей школьной бытности Учитель внушал мне одну немудреную истину: пожалеть поверженного противника способен и враг, чтобы подчеркнуть свое великодушие и превосходство, а вот друг является подлинным только в том случае, если он не поддается зависти, а умеет бескорыстно радоваться твоим удачам — не меньше, чем своим собственным. Друг и жалеет, и радуется за тебя, и переживает горе вместе с тобой. На то он и друг!