Инь и ян — две половинки целого, олицетворяющие слияние и противоборство мужского и женского начал… Я недогадливо сморщила нос. Хоть убей, не понимаю — при чем тут классические символы древнедаосской философии? Поколебавшись, я положила поднос обратно на стол и вновь внимательно посмотрела на мумию. Вне всякого сомнения, будучи живой, эта женщина отличалась незаурядными качествами: мудростью, предвидением и честолюбием. Резкие черты ее окаменевшего лица и сейчас несли на себе остатки былой привлекательности. Повелительница Рыжих жриц! Сильнейшая и умнейшая из всех, до последнего момента стойко сопротивлявшаяся тлетворному дуновению смерти, оставшаяся верной чувству долга и своему предназначению, которое требовалось исполнить любой ценой.
Я опустилась на одно колено и низко, уважительно склонилась перед повелительницей. Почтительно нагнувшись к самому основанию трона, я неожиданно заметила свернутый в трубочку листок, валявшийся у ног жрицы и, по-видимому, выпавший из разжавшейся руки покойной…
Мое сердце громко ухнуло и забилось чаще, ладони вспотели от волнения. Я сразу же поняла, что это за свиток! Этот, вне сомнения, был тот самый документ, о котором упоминал Хизли. Я бережно подняла листок и развернула его, сразу узнав и затейливо выписанные буквы, и орнамент на уголках, и сам древний пергамент. Именно из такого материала изготовлена вся книга — все священное Писание. Я нашла вырванную страницу…
Я несколько раз перечитала текст и довольно улыбнулась. Кажется, теперь я знала, что мне предстояло искать в безбрежных песках пустыни Гоби…
Маарбах попрощался со мной на границе мертвых земель. Я протянула рыцарю руку, но тот, вместо того чтобы просто пожать предложенную ему ладонь, привлек меня в свои объятия и одарил теплым отеческим поцелуем. Я растроганно ответила тем же, крепко прижавшись к его широкой груди.
— Может, передумаешь?
Маарбах прикрыл глаза темными веками и отрицательно покачал головой. По его губам бродила слабая тень улыбки:
— Нет, милая девочка! Наше присутствие смутит народ ламий и не позволит им следовать за тобой, не оглядываясь в нашу сторону. Боги ревнивы и не привыкли делиться властью. А кроме того, мы не сумеем вписаться в новый мир. Сама понимаешь — уходить из жизни в разгар силы и славы куда приятнее, чем становясь бессильным, дряхлым старцем. Пусть лучше нас вспоминают с восхищением и уважением, чем с пренебрежением и жалостью.
Он поднялся в небо, и уже с высоты до меня донеслись его последние слова:
— Когда-нибудь тебе тоже придется выбирать. Приготовься к этому!
Я содрогнулась и тяжко вздохнула. Острое предчувствие скорой беды укололо мое сердце…
А теперь мною владели уныние и разочарование. Крылатые безупречно выполнили свою часть уговора, доставив моих друзей в самое сердце пустыни Гоби, но долгожданная встреча с дорогими для меня людьми не доставила мне радости, ибо слишком уж много проблем поджидало нас впереди. Увидев мое нахмуренное, кислое лицо, друзья благоразумно отошли в сторону, разбили лагерь и занялись приготовлением скромного ужина. Даже Алехандро не рискнул нарушить моего уединения, когда я взобралась на пологий бархан, уселась в позе лотоса и принялась методично, метр за метром сканировать окружающее пространство. Неужели ты ошиблась, повелительница жриц? Или, может быть, за прошедшие века пустыня разрослась настолько, что бесследно поглотила нужные мне камни? Меня окружали сплошные пески. Куда ни кинь взгляд — одни пески, всегда пески, основная часть которых спеклась в единую серую массу, образовав то самое туманное студенисто-белесое пятно, увиденное мной из космоса. Высокая температура цепной ядерной реакции превратила песок в стекло, убив и без того скудную жизнь. Стеклянная пустыня! Из курса географии я помнила, что Гоби не так уж и велика — куда меньше легендарных африканских пустынь Сахары и Калахари. Мне хватило всего лишь одного дня, чтобы облететь ее от края до края, но я нигде не обнаружила никаких камней. Я пристально, до рези в глазах вглядывалась в проклятые пески, опускалась вниз и разгребала их руками, но искомые камни так и не находились. Будь ты проклята, мертвая пустыня! В полном одиночестве, стоя среди песка, стекла и безмолвия, я бессильно изрыгала проклятия и грозила небу гневно стиснутыми кулаками. Сегодня все ополчилось против меня — природа, пророчества и даже самый страшный и неумолимый из врагов — время. Два месяца, у нас оставалось всего шестьдесят дней…
Внезапно я почувствовала — в мрачном ландшафте пустыни что-то изменилось.
Два месяца, у нас оставалось всего шестьдесят дней…
Внезапно я почувствовала — в мрачном ландшафте пустыни что-то изменилось. Тоненькая, слабая нотка приближающейся свежести неожиданно вплелась в горячий, обжигающий дыхание воздух. Чистое голубое небо, слегка окрашенное розовыми отблесками заходящего солнца, начало быстро, угрожающе темнеть. Пустыня уже не казалось молчаливой. Пронзительный, сверлящий мозг свист, с каждой минутой приобретающий все более тяжелый, басовитый окрас, рождал панический страх. Я заметила, как недоуменно оглядываются мои друзья, силясь отыскивать источник пугающего их шума. Горизонт чернел. Над песчаными дюнами возник пока еще полупрозрачный, но молниеносно уплотняющийся контур грозовой, широко разрастающейся воронки убийственного смерча. Я вскочила на ноги и кубарем скатилась с бархана: