— То не моя история, — Пчелко освободил руку. — И лучше об этом не говорить. И с воеводой этим более не встречаться. Прости, госпожа, надо мне на конюшню.
Он двинулся к двери, словно забыв, для чего заходил в дом.
Людомила вздохнула. Нет, не скажет. Сейчас точно не скажет.
— А с воеводой этим мы еще непременно встретимся, Пчелко, — прошептала она. — Ты не знаешь, а я знаю. Я ведь его во сне видела…
Но Пчелко ее шепота не услышал.
Глава пятая,
в которой престарелый буягарский кесарь наконец дает аудиенцию киевскому послу
Кесарь Петр наконец изволил принять посла князя киевского. Незадолго до этого Мыш шепнул Духареву, что жене кесаря совсем поплохело. Может, в этом причина? А может, вести из Константинополя пришли, и Сурсувул со своим господином сумели политически определиться?
Приняли Духарева не в тронном зале и не в «посольском». Кулуарно. В комнатухе, которую впору было назвать кельей, а не дворцовым покоем. Впоследствии Духарев узнал, что кесарь булгарский спал здесь, когда на него накатывала особая набожность. С ранних лет Петр слыл весьма ревностным христианином. Набожность, впрочем, не помешала ему через два года после восшествия на престол жестоко расправиться с младшими братьями, когда те вздумали спихнуть его с трона.
По слухам, отец Петра Симеон был мужчина хоть куда. Сынок — пожиже. Не зря его прозвали Коротким: невысокий, сутуловатый, в блеклой одежде, он более походил на монаха, чем на государя. Сурсувул рядом с ним смотрелся истинным богатырем. Впрочем, внешний вид кесаря можно было списать на преклонный возраст и вредные для здоровья обязанности государя.
После того как произошел обмен традиционными любезностями и гридни Духарева вручили кесарю дары Святослава (исключительно оружие, причем только хузарское; правда, хорошее), Сергей приступил к цели своей миссии.
— Мой князь поручил мне, Ваше Величество… — начал Духарев.
— После, — остановил его кесарь. — Расскажи мне о хузарском хакане, воевода. Как он умер?
— Он принял яд, Ваше Величество, — сказал Духарев.
Вопрос его удивил. Вспомнилось скрюченное тело в обгаженной парче, присыпанное золотыми монетами из разбитого ларя. Всюду порубленные стражники, а у этого сабля так и осталась в ножнах. Посиневшее распухшее лицо, черный язык. Мочки ушей порваны — видно, кто?то из победителей польстился на серьги… Живым Духарев Йосыпа не видел, но ему говорили, что хакан хузарский был красавец. Правда, с годами сдал. Оплыл, обрюзг, облысел.
«Жил, как свинья, умер, как крыса», — заметил тогда Машег.
— Храбрец! — сказал кесарь булгарский. — Предпочел смерть позору.
Духарев промолчал.
— Скажи мне, воевода, если бы Йосып сдался, твой князь пощадил бы его?
Духарев пожал плечами:
— Может быть.
Змею, у которой вырвали ядовитые зубы, можно не убивать. Но лучше держать на виду, не то оглянуться не успеешь, как зубы вновь отрастут. Впрочем, такую змею Духарев придушил бы собственными руками: иным наложницам в гареме хакана не исполнилось и семи лет.
Впрочем, такую змею Духарев придушил бы собственными руками: иным наложницам в гареме хакана не исполнилось и семи лет.
— Он молод, твой князь, молодости свойственно милосердие, — заметил кесарь. — Молод, но уже успел многое совершить…
«Это еще только начало», — подумал Духарев.
— Я слыхал, его называют пардусом?
— Это так.
— В Константинополе обеспокоены его успехами.
— У них есть основания для беспокойства, — заметил Духарев. — Они чувствуют нашу силу.
— Силу русов?
— Не только. Многие народы пойдут за моим князем.
— На ромеев?
— Возможно.
— А ведомо ли тебе, что в жилах моих сыновей — кровь византийских императоров?
— Ведомо, — кивнул Духарев. — И считаю, что Ваше Величество не менее храбры, чем хузарский хакан.
— Почему же? — коротышка кесарь даже не заметил иронии.
— Вы позволяете своим сыновьям, в жилах которых течёт кровь императоров, жить при дворе правителя, в котором этой крови нет ни капли.
— Пока я жив, им не причинят вреда. А если я умру, Константинополь поможет им удержать престол Булгарии, — кесарь повысил голос. — Сорок лет я правлю Булгарией! Сорок лет как между нами мир![27] Союз кесаря Византии и кесаря Булгарии нерушим! Так и передай своему князю!
Он покосился на Сурсувула. Болярин одобрительно кивнул.
— Непременно передам, — Духарев почтительно поклонился. — Но хотелось бы напомнить, Ваше Величество, что только в Булгарии правитель неизменен сорок лет. В Византии же кесарей меняют намного чаще.
Петр нахмурил седые брови: похвала это или дерзкий намек? Он снова оглянулся на Сурсувула, но болярин ничем ему не помог. Ах, как не хватало Петру жены! Внучка императора Романа обладала изощренным византийским умом и мгновенно угадывала подоплеку сказанного.
Но кесаревна Мария лежала на смертном одре и с трудом узнавала даже собственного мужа.
Кесарь вздохнул. Ему вдруг стало все безразлично. Он устал.
Пауза затянулась. Болярин Сурсувул негромко кашлянул. Петр встрепенулся.
— Я друг кесарю Византии, кто бы он ни был, — сказал владыка булгарский. — Но князю русов я тоже не враг. И в знак моего к нему расположения приглашаю тебя и твоего сына… Ты ведь приехал с сыном, верно?