— Отец заплатит за меня любой выкуп! — сказано было по?печенежски.
Святослав и Духарев знали этот язык достаточно, чтобы понять. Ольга — нет. Для нее толмач перевел:
— Угорский княжич Тотош сказал: его отец заплатит, сколько ты скажешь… То есть, сколько велит наш князь! — быстренько поправился он, поймав яростный взгляд Святослава.
Н?да, попал угр как кур в ощип.
— Сколько же мы попросим у Такшоня, сына Левенте, за его сына? — Ольга смотрела не на сына, а на своих вышгородских бояр.
— Что же… — пробасил один из них. — За княжича изрядный выкуп положен. Никак не менее трех сотен гривен, а то и поболе.
— Поболе, поболе! — зарокотали вышгородские, Ольгины «лучшие мужи». — Такшоню ромеи дань платят…
— Уже не платят! — чуть резче, чем следовало, произнес Духарев.
Заслужил недовольный взгляд княгини и злобные взгляды ее «свиты». Плевать. Духарев терпеть не мог эту нарождающуюся породу заплывших салом полувельмож?получиновников, присосавшихся к оброкам и податям, выпрашивающих у Ольги земли смердов, чтобы превратить смердов в обельных холопов и насасываться еще больше. А защищать богатства этих паразитов должны мечи княжьей дружины. Поднявшиеся из самых жадных деревенских старост сначала в княжьи люди, потом — в тиуны, посадники, эти паразиты, по мнению Духарева, были хуже нурманов.
Святославу бормотание вышгородских бояр тоже не понравилось. Он симпатизировал угорскому княжичу. Можно сказать, они почти подружились, пока вместе ехали в Киев. Когда княжич дал клятву, что не попытается сбежать, ему развязали руки и позволили править конем самому. На стоянках Тотош ел из общего котла, и обиды ему никто не чинил, равно как и нескольким угорским воям, уцелевшим в стычке и решившим остаться со своим княжичем. Не без серьезной причины, конечно. Вернись они домой без Тотоша, его папаша мог их и укоротить. На длину головы. О князе?воеводе Такшоне говорили как о человеке суровом и даже жестоком. Но сын его был парнишка правильный. Духарев был уверен: окажись Тотош в молодшей дружине Святослава и научись баить по?славянски, через год?два его от прочих гридней не отличить. Чернявых среди дружинников хватало, даже и посмуглее угра попадались.
Нет, не нравилось Святославу, что к парню, которого взяли в честном бою, тянутся мягкие, только на то и годные, что гривны считать, ладони вышгородских бояр.
— Уйми своих тиунов, мать! — звонко бросил Святослав. — Это мой терем! Здесь решаю я!
— Зря серчаешь, княже! — возразил один из вышгородских, молодой, но уже толстый, как бочка, боярин Шишка.
— Это мой терем! Здесь решаю я!
— Зря серчаешь, княже! — возразил один из вышгородских, молодой, но уже толстый, как бочка, боярин Шишка. Духарев знал, что Ольга его очень ценит. Настолько, что намерена посадить наместником в Любеч. — Ты молодой ишшо, может, не ведаешь, что такие дела следует миром решать!
— Ах миром…
Святослав наклонился вперед, посмотрел на боярина пристально. Духарев напрягся, готовясь, если что — перехватить. Святослав вполне мог сейчас махнуть через крытый алым княжий стол и превратить одного целого боярина в две боярские полутушки, а это был бы перебор.
До боярина, похоже, доперло, что он сморозил не то. Доперло, что не по его уровню — великого князя поучать: можно и языка лишиться. Вместе с головой. Только что он гордо выступил из рядов своих «коллег», а теперь, наоборот, попятился, попытался потеряться между другими, но группа бояр сама как?то так уплотнилась, что втиснуться обратно Шишка не сумел.
— Ах миром… Чиж! Люб!
— Княже! — встрепенулись оба названных гридня. Молодые, румяные, энергичные. Велит князь?батюшка порвать кого натрое — порвут и добавки попросят.
— Вижу я: перегрелся боярин Шишка в моей горнице, должно, жарко ему в соболях.
Очень точное замечание: все вышгородские мало что в сапогах верховых, с каблуками (хоть сами в основном не в седлах, а в возках с полстями передвигаются), так еще и в шапках высоченных да мехах дорогущих, словно не теплынь на дворе, а лютый мороз. Сплошные понты, одним словом. Рожи у всех распаренные, а у боярина Шишки щеки — красней кумача.
— Возьмите?ка его под локотки да выведите на свежий воздух, да полейте как следует водичкой колодезной!
Дружинники сорвались с места, ухватили боярина. Тот попытался рыпнуться, но куда там! Гридней спецом обучают, как с полонянниками управляться. Так что Шишка и вякнуть не успел, как его уже поволокли. За шкирку, как мешок, из горницы, вниз по ступенькам (ничё, в мехах не зашибется), наружу во двор…
— Прости, матушка, чуть не осерчал… — усмехнулся Святослав. Покосился на Духарева: видел ли воевода, как он гнев унял? — Должно, очень полезный холоп твой Шишка, коли ты ему по сей день язык не вырвала.
— Да, полезный, — сухо ответила княгиня. Духарев видел, как борются в ней гордость государыни и гордость матери.
— А выкуп с княжича угорского пусть мой воевода Серегей возьмет, — просто сказал Святослав. — Это ведь он княжича в полон взял.
— У нас не земли франков, где рыцари своеволят, — недовольно проговорила Ольга. — Твоя дружина, твой воевода, и пленник тоже твой, князь!
— Верно говоришь, мать! — весело отозвался Святослав. — Вот я и решил: пусть моему пленнику выкуп мой воевода назначит. То мои дружинные дела. А бояре твои пускай со смердов выкупы берут. А будут плохо брать, так ты скажи, я с них сам спрошу!