— Мой отец — великий князь Святослав! — громко объявил мальчишка и покосился на дядьку: не рассердился ли?
— А я — Сладислава, жена воеводы Серегея.
— Воевода Серегей — великой славы муж! — с важностью, по?взрослому ответил мальчик. — Но мой отец — больше! Никого нет славнее его!
— Твой отец — великий князь, — сказала Слада. — Но, может, выросши, ты превзойдешь его!
Мальчишка гордо задрал подбородок.
— Пожалуйте в дом, — сказала Слада. — Не пристало таким, как вы, во дворе ждать. Лушкарь, Хмель, примите коней у сотника и княжича!
— Воеводу Серегея нам и во дворе ждать не зазорно, — степенно произнес Добрыня (племянник удивленно взглянул на него). — Но коли приглашаешь в дом, мы рады.
И, по?прежнему держа шлем в руке, шагнул к крыльцу.
Владимир, глядя на него, тоже снял шлем, пригладил светлые вихры. Но перед тем, как войти, быстро обернулся и показал медведю язык.
Первой в дом вбежала дочка.
— Мамка! Мамка! А мы… — она осеклась, увидев гостей, тут же опомнилась, вытянулась стрункой: — Здравствуйте!
— Здравствуйте, здравствуйте! — привычно наклонясь, чтобы не задеть шлемом притолоку, в дом вошел Духарев.
Добрыня встал, пихнул племянника, и тот тоже вскочил.
— Здрав будь, воевода! Прости, что незванными…
— Оставь! — Сергей снял шлем, сунул дочке. — Оботри его, Данка, и повесь, где всегда. Рад тебе, сотник! По делу пришел или так, проведать?
— Можно сказать, и по делу… Да ведь тебе, воевода, с дороги перекусить, горло промочить надо. Мы подождем.
— Говори уж! — потребовал Духарев.
— Ну ладно, — согласился Добрыня. — Хочу правду узнать. Знаю, воевода, ты врать не будешь. Слухи ходят: хочет великий князь моего племянника из Киева услать. Вроде бы отец княгини этого требует. Так ли это?
— И да и нет, — сказал Духарев.
Так ли это?
— И да и нет, — сказал Духарев. — Вранье, что дьюла мадьярский может у нашего князя что?то требовать. А правда то, что из Киева княжичу Владимиру придется уехать. Почему так, это, Добрыня, разговор долгий, а я и верно проголодался. Так что подавай, Сладушка, на стол. Поснедаем и поговорим.
— А где ж Устах? — негромко спросила Слада.
— К князю поехал бересту Роговолтову отдать. Может, там, в Детинце, и заночует. А утром — к нам.
Перед трапезой Духарев произнес краткую молитву. Скорее для Слады, чем для Бога. Гости отделили малую толику своим богам. Ели в молчании. Заинтересованный Владимир вертел круглой светловолосой головой, разглядывая убранство горницы. Посмотреть было на что. Свет масляных ламп отражался на множестве драгоценных вещей, добытых хозяином в бою, подаренных друзьями и союзниками, привезенных издалека родичами. Восточные ковры и западные гобелены соседствовали друг с другом и с охотничьими трофеями так же естественно, как длиннорогая голова тура из приднепровских степей — со шкурой белого медведя, промысленного в полночном краю. А две стены из четырех были увешаны оружием, да так плотно, что из?под него почти не было видно коврового ворса…
— … посему придется твоему племяннику уехать, — поймал Владимир окончание фразы и сразу встопорщился.
— Никуда я не поеду! Я — княжич! Никто не вправе мне приказывать!
— Цыть! — прикрикнул на мальчика дядька. — Нишкни, отрок, когда мужи говорят!
Владимир закрыл рот и даже слегка втянул голову в плечи. Княжич?то он княжич, а рука у дядьки Добрыни тяжелая.
Духарев с улыбкой наблюдал за мальчишкой. Ему смутно помнилось, что пацана ждет великое будущее. И имя у него хорошее: Владимир.
— Уехать, — повторил он. — Но не сейчас, весной. Вопрос: кем он поедет? Приживалой или владыкой? Роговолт полоцкий будет против. Белозерский князь — тоже. Но новгородцев можно купить. Я попытаюсь все устроить, хотя это обойдется недешево.
— Не знаю, хватит ли моих гривен… — произнес Добрыня. — Я ведь уже давно не хожу в походы, а земли своей у нас совсем мало.
— Гривен хватит, — сказал Духарев. — Будет мало, я добавлю. Пустое! — отмел он попытку Добрыни запротестовать. — Когда?нибудь сочтемся. К примеру, дашь моему брату право десятилетней беспошлинной торговли на земле княжьего городка. Не о гривнах разговор, Добрыня, о будущем. Что еще тебя смущает?
— Сами новгородцы, — сказал Добрыня. — Скандальный народец. Нету в них верности.
— Это как поставишь, — возразил Духарев. — Привратника моего видел?
— Которого? С клыками или без? Владимир хихикнул.
— Без. Так вот он — новгородец. Я его у тиуна одного забрал. У тиуна этого шесть стражников было. Пятеро, как моих варягов увидели, сразу наутек пустились, а этот в драку полез.
— И что? — заинтересовался Добрыня.
— Да ничего. Намяли ему бока. Правда, и он моему десятнику губу разбил.
— Варягу?
— Варягу. Так что думай. А надумаешь — дай мне знать.
— Думать тут нечего, воевода, — сказал Добрыня. — Дело делать надо.
— Добро. Делай. А я вот через две седьмицы в Полоцк отправлюсь. Могу твоего княжича взять, если захочет. Что, Владимир, поедешь со мной в Полоцк?
— Я с батькой на полюдье поеду! — задрал княжич курносый полянский нос.
— Этой зимой батька твой на полюдье не поедет, — сказал Духарев. — Не до того ему. Но не хочешь — дело твое.
Но не хочешь — дело твое.
— Хочу! — быстро сказал княжич. Оглянулся на дядьку: как он, не против?