Сын протевона херсонского Калокир удивился, увидев столько тавроскифов, вернее русов, как их теперь чаще называли. Пацинак в шатре оказался один, молодой, еще моложе Сфендислава и чертовски красивый. Золота на нем было так много, что хватило бы набить небольшой сундучок. А вот оружие и у пацинака, и у русов, тоже увешанных златом и самоцветами от сапог до шапок, было не парадное, а боевое.
В отличие от своих ближников Святослав был одет весьма скромно: в белые портки да красные сапожки. Единственное украшение — серьга в ухе. Послам представилась редкая возможность полюбоваться мускулистым торсом князя?воина и затейливыми татуировками, украшавшими его руки. Наилучшей, безусловно, было изображение оскалившегося пардуса на правом плече князя.
— Говорите, — коротко бросил Святослав.
— О великий князь киевский, хакан тмутараканский, несравненный воитель Святослав, сын Игоря! — провозгласил Калокир. — Позволишь ли вручить тебе скромные дары, присланные почтенными людьми града Херсона?
На языке русов Калокир говорил с акцентом, но, в отличие от прочих ромеев, имя Святослава и его отца выговорил чисто, не ломая их на византийский лад — «Сфендислав» и «Ингорь».
Князь кивнул, и ромеи выложили на ковер кучку богато инкрустированного, но бесполезного в деле оружия.
Дары и впрямь были скромными. Великий князь нахмурил брови. По знаку Святослава один из ближников небрежно сгреб эту кучку к стенке шатра.
Посланцы?ромеи несколько струхнули. Но их старший держался молодцом. Сразу видно: воин, а не приставка к чернильнице.
— Позволено ли нам узнать, с какой целью собрал ты столь многочисленное войско и привел его сюда?
— Разве это не моя земля? — спросил Святослав.
Вообще?то здесь была печенежская степь. Святославова Тмутаракань располагалась дальше, по другую сторону Боспора Киммерийского.
Вообще?то здесь была печенежская степь. Святославова Тмутаракань располагалась дальше, по другую сторону Боспора Киммерийского. Но кто же станет спорить в такой ситуации…
— Конечно, конечно! — поспешил согласиться ромей. — Но неужели ты, великий князь, да продлятся твои дни вечно, предполагаешь, что столь могучее войско необходимо для защиты границы с землями неизменно дружественного тебе кесаря Никифора? Мы, мирные обитатели Таврики, добрые соседи твоим подданым в Тмутаракани, пребываем в недоумении. Разве забыл ты, что между отцом твоим и кесарем был подписан договор о дружбе и союзе?
— Я — не мой отец, — холодно произнес Святослав. — И кесарь далеко. Кроме того, мой отец подписывал договор с совсем другим кесарем. Говоришь, вы в недоумении? Я дал бы вам пять дней, чтобы это недоумение разрешить, но, думаю, мои воины оголодают раньше. Ступай, ромей, расскажи своему отцу, что ты видел и слышал!
Не зря херсонских послов провели через весь военный лагерь, позволив ромеям сполна «насладиться» зрелищем могучего войска на отдыхе и предположить, что может случиться с крымскими колониями Константинополя, если киевский князь «Сфендислав» и его воины — русы и пацинаки — останутся «голодными».
На следующий день с греческой стороны потянулись в лагерь подводы со снедью. Первый намек ромеями был понят правильно. Второй — тоже.
Ровно через пять дней Калокир приехал опять. На этот раз его дары нельзя было назвать скромными. Правда, денег привезли маловато, зато драгоценной утвари, шелков, пряностей и прочего ценного товара оказалось достаточно, чтобы с лихвой покрыть выплаченный печенежскому хану Кутэю аванс. Ромейские богатеи рассудили здраво: лучше отдать толику, чем потерять все. Пока дождались бы подмоги из метрополии, тридцатитысячное войско русов и печенегов стерло бы в порошок гарнизоны крымского нома. Да и не факт, что император Никифор Фока рискнул бы отправить сюда армию, достаточную для разгрома русов. Так что поделились.
Вот и славно! Громить Таврику тоже не в интересах Святослава. Во?первых, это значит серьезно рассориться с Царьградом и повредить торговле. Во?вторых, зачем резать корову, которая исправно дает молоко?
Киевский князь и так получил, что хотел: провиант для будущего похода, компенсацию за переданное Кутэю золото и уверенность в том, что, пока он сражается на востоке, присмиревшие ромеи не рискнут обижать его тмутараканцев. Еще он намекнул херсонесцам: не стоит болтать, что в пятнадцатитысячной печенежской орде «прячется» примерно столько же русов. Намек был понят. Разумеется, кто?нибудь из послов непременно проговорится, но пройдет не меньше десяти дней, пока эти сведения покинут пределы Крыма и поползут дальше. Святослав же намеревался двигаться быстрее слухов и был вполне доволен результатом этого этапа своей военной кампании. Поэтому, когда Калокир попросил у сиятельного киевского владыки личной аудиенции, князь ему не отказал.
О чем толковали великий князь киевский и ромейский дипломат, осталось тайной.
На следующий день соединенное войско свернуло лагерь и, к немалому облегчению обитателей Таврики, покатилось дальше.
Выкуп, полученный у ромеев?крымчан, Святослав оставил в Тмутаракани. В этом походе русы собирались «торговать» только своими клинками.
Глава тринадцатая
Падение Семендера