Но дело было в том, что тот проводник Духареву нравился, а боярин Кухт — нет. И общались они через толмача. По?русски Кухт не понимал, по?хузарски тоже. И еще он все время неприятно скалился: надо полагать, у него улыбка была такая, но Духареву казалось: Кухт толмачу одно говорит, а толмач Сергею — другое.
И еще он все время неприятно скалился: надо полагать, у него улыбка была такая, но Духареву казалось: Кухт толмачу одно говорит, а толмач Сергею — другое.
Между собой русы звали Кухта подханком.
Будь на то Серегина воля, он охотно отдал бы подханка своим дружинникам: допросить с пристрастием.
А вот девочка?княжна Сергею нравилась все больше. Тихая такая, глаза доверчивые. Чем?то она ему напомнила Рогнеду, меньшую дочку полоцкого князя Роговолта. Та, правда, совсем малышка. Прошлой зимой, когда Духарев был в Полоцке (по делам, и друга Устаха заодно навестить), крохотуля забралась Духареву на колени и глядела так, словно Сергей ей родной. Помнится, он тогда пожалел, что не взял с собой семью: его Данка Рогнеде — ровесница. Но Серегину дочь тихоней никто не назовет — сущая оторва.
На Духарева вдруг нахлынула грусть: всё он в походах да плаваньях. Со своими и месяца полного провести не получается.
Машегу вот хорошо! Его любимая всегда рядом.
Хузарин будто почувствовал: подтянулся поближе.
— Думы, Серегей? — спросил он по?хузарски.
— Есть немного, — ответил Духарев.
— Вот и мне тоже что?то не по себе.
— Что? — мгновенно насторожился Духарев.
— Я двоих отроков послал вперед пробежаться…
— Зачем? Там же угорские дозоры!
— То?то и оно, что угорские. А моим бы уже вернуться время, а нету.
— Может, этого спросить? — Духарев кивнул на угорского боярина.
Машег скептически поджал губы. Ему угр тоже не нравился. Но оснований для недоверия не было. Разве мог Такшонь дать в сопровождающие дочери ненадежного человека?
— Может, сказать нашим, чтобы брони вздели? — предложил Машег.
Духарев поглядел на небо. Нормальное небо, немножко пасмурное. До обеда еще стрелищ сорок проехать можно. Машег понял его взгляд неправильно:
— Хочешь по облакам судьбу прочесть? — спросил он серьезно.
Вот что значит репутация ведуна!
— Нашу судьбу в чужом небе не прочтешь, — отозвался воевода.
Но все же прислушался: что там интуиция говорит? Когда столько лет в походах, седалищное чутье обостряется невероятно. И не только седалищное.
«Что?то подханок наш слишком оживлен… — подумал Сергей. — Как будто ждет чего?то…»
Сразу вспомнилось, что на стоянках угры все время сторонились русов. Как будто получили команду не вступать с ними в контакты. Это было не похоже на поведение угров в крепости Такшоня. Когда выяснилось, что дьюла с киевским воеводой договорились по?хорошему, местные стали относиться к киевскому посольству с подчеркнутым дружелюбием.
— Добро, Машег, — согласился Духарев. — С Кухтой я перетолкую. А наши пусть взденут брони. Только незаметно.
— Можно и незаметно, — согласился Машег. — Возы пылят, за пылью ничего не видно.
Духарев направился в авангард, к уграм.
Угорский боярин — красная шапка, красный кафтан, красные кисти на упряжи — осклабился во весь рот, словно близкого друга увидел.
Его ближние всадники посторонились, пропуская киевского воеводу.
— Что впереди? — спросил Духарев. Толмач перетолмачил. Угр осклабился еще шире.
— Хан Кухт сказал: не беспокойся, рус! Хан позаботится о дочери Такшоня как о своей. Хан сказал: дочери дьюлы Такшоня, должно быть, скучно ехать с русами: даже поговорить не с кем. Веселей бы ей со своими ехать.
— Дочь дьюлы едет с нами, — отрезал Духарев. — И она не скучает: учит наш язык, чтобы беседовать со своим мужем без толмача. Я задал тебе вопрос: что впереди? Я хочу знать, хан, когда я увижу Дунай?
— Ты увидишь! — заверил хан.
— Всё увидишь! Уже скоро! Завтра!
Духарев придержал коня, пропуская голову колонны. Ситуация ему не нравилась. Дороги он не знал. У него даже не было возможности контролировать общее направление: местность холмистая, дорога петляет, как пьяный заяц.
Юная княжна ехала в окружении русов. Верхом. Рядом, почти касаясь коленом ножки княжны, ехал Понятко.
Двадцатисемилетний красавец?варяг, сотник, любимец великого князя киевского, на взгляд Духарева, держался слишком близко от будущей великой княжны. И вел себя, по мнению воеводы, весьма легкомысленно. Любвеобильная душа Понятки взбутетенивалась при виде любой красивой женщины. Разве что с духаревской Сладиславой он вел себя пристойнее. Но тут особая статья.
Угорская княжна — тоже статья особая, но Понятко все одно заливался соловьем. В прямом смысле: щелкал и свиристел, закладывая коленца не хуже пернатого певца. Княжна слушала благосклонно.
— Сотник! — немелодично рявкнул Духарев. — Ко мне!
Понятко мигом оборвал трель и поспешил к воеводе.
— Я ее князю везу, ты не забыл? — сурово произнес Сергей.
— Так я только повеселить ее хотел! — беззаботно отозвался Понятко. И тут же посерьезнел: — Случилось что, воевода?
— Может, и случилось. Машег пару отроков вперед послал — не вернулись.
— Давай я сам съезжу, — предложил Понятко. — Отстану, через вон тот взгорок переберусь и обгоню.
— Езжай, — согласился Духарев.