— Не люб! — буркнул парламентер.
— … А люб вам хузарский хакан, — невозмутимо продолжал Духарев, — который сидит от вас за тысячи поприщ, с племенем вашим без толмача и слова сказать не может?
— Люб! — без промедления ответил лесовик.
— Что ж, — сказал Сергей. — Ты свое слово сказал. А теперь я скажу! Великий князь Киевский, хакан Тмутараканский Святослав Игоревич ежели куда идти решил — уже не свернет. Добром ли, силой, а дань ему платить вы будете…
— Не будем! — от возмущения лесовик аж подпрыгнул.
— … Лучше, конечно, добром, — невозмутимо продолжал Духарев. Голос у него был зычный, натренированный, как и подобает голосу воеводы, поэтому слышали его и вятичи, укрывшиеся за засекой, и киевляне. — Добром, потому как не дело это — своих собственных данников бить. Но коли будете артачиться — придется вас поучить. И если кто думает, что эта куча дров, — Духарев пренебрежительно махнул рукой в сторону засеки, — остановит русскую дружину, то он просто дурачок. Князь Киевский каменные крепости брал (Тут Сергей соврал — не было еще такого. Но будет). Вот его слово: освободите путь, сопроводите нас с почетом к вашему городищу, поклонитесь Киеву — и будет он вам защитой и опорой, а дань с вас меньшую возьмет, чем хузары. Не то размечут вас вои великого князя, ворвутся в дома ваши и возьмут, что пожелают, по закону войны: богатства ваши возьмут, жен и дочерей ваших, а детей ваших, полонянников, погонят на невольничьи рынки. И пойдет русская рать по вашим землям железной бороной, повытащит всех вас, лесовиков, из самых дремучих берлог — и уж тогда такой данью обяжет вас киевский князь, какой пожелает.
— Врешь! — закричал переговорщик. — Не быть такому!
Но этот визгливый вопль выглядел совсем несолидно на фоне могучего гулкого баса Сергея.
— Почему ж не быть? Мы — не хузары?полевики. Есть под киевским князем леса и погуще ваших, есть у нас следопыты?охотники. Нынче пришел к вам князь Киевский с малой дружиной, а пожелает: кликнет и большую. Воинов у князя больше, чем белок в ваших лесах. Иль не веришь мне?
Старейшина подавленно молчал. Но кто?то на засеке не выдержал: пустил стрелу. Духарев поймал ее рукой (невелик фокус: не на бронь стрела, на белку), погрозил кулаком невидимому стрелку, сказал строго, будто ребёнку:
— Не балуй! — и снова к парламентёру поворотился. — Ладно, лесовик. Время тебе до полудня. Если до полудня люди ваши не начнут растаскивать этот хворост, начнем вас бить. А уж ежели начнем — не остановимся. Вои князя моего в бою, как медведи иль туры: от крови хмелеют — не удержать.
Развернул коня и неторопливо поехал к своим. А парламентер вятичский так и остался — с открытым ртом и задранной бородищей. И племя его за справной, надо признать, засекой тоже безмолствовало. Переваривали нарисованные Духаревым перспективы.
— Хорошо говорил! — похвалил Святослав.
Видно было: он горд своим воеводой. Зато в глазах Свенельда сквозила зависть.
— Думаешь, они послушаются? — спросил князь.
Духарев пожал плечами.
— Я бы на пустую похвальбу не купился! — гордо заявил Икмор. — Кто пугает, тот слаб. Сильный сразу бьет!
— Точно! — подхватил Лют. Святослав потер затылок.
— А ты что думаешь, Свенельд?
— Так мыслят воины, — нехотя произнес князь?воевода. — А скажи такое нашим смердам, они тотчас подожмут хвосты. Но лесовики — не воины. И не смерды. Они — что?то посередине. Может, испугаются, может, будут драться. А воевода Серегей все правильно сказал. И я бы не сказал лучше.
«Вот так, так…» — Духарев с удивлением поглядел на князя уличского. Неужели Свенельд наконец смирился с тем, что Сергей теперь не под ним, а напрямую под Святославом?
— Ждем, — решил великий князь. — Дружине — быть начеку, броней не снимать, дозорам — бдить, лучникам — готовить зажигательные стрелы. Хоть свежие стволы, зато смолистые — может, и займутся.
— Не стоит, княже, — возразил Свенельд. — От засеки весь лес загореться может.
— Верно, — согласился Святослав. — не надо зажигательных. Бить обычными. Но не ранее, чем они начнут.
Время шло. Киевское войско томилось в ожидании. Тяжкое время — ожидание перед сечей. В битве, там думать некогда, а тут, когда сам не знаешь, доживешь ли до вечера, иль хуже того — калекой останешься… И такое может случиться с каждым: от князя до самого юного отрока. Другое дело, что опытным гридням ожидание привычно, да и вера есть в удачу, которая хранила их во всех предыдущих битвах. Молодым — трудней.
— Страшно? — спросил Духарев сына.
— Не без того, — степенно ответил Артем. Ростом он был отцу чуть повыше плеча, но держался с большим достоинством.
— Не бойся, — сказал Духарев. — Если в самое пекло не полезешь, целым будешь.
Артем сразу успокоился. Он, как и многие, верил в то, что батька — ведун. Но Сергей в данном случае не видел будущего. Он видел своего сына: в добром, под стать старшему гридню, доспехе, прошедшего отменную выучку. Да это и не первая его драка. Успел парень побывать в дюжине стычек: и под Киевом, и у Ольбарда на «стажировке». Должен выжить. Тем более что вокруг него будут личные гридни Духарева: эти уж за сыном воеводы присмотрят.